Почему язык не может без заимствований? 7 фактов из книги «#Панталоныфракжилет»

Как в языках появляются иностранные заимствования и можно ли обойтись без них? Что заимствует язык — только существительные или любые части речи? Как лев может превратиться в верблюда, по пути побыв еще и слоном? Книга Марии Елифёровой «#Панталоныфракжилет» набита интереснейшими фактами о том, как языки делятся словами, помогая друг другу. Мы собрали семь самых интересных.

Заимствования — не всегда неологизмы

Мы привыкли думать, что новые пласты речи появляются в языке на новых витках прогресса. Например, в русском языке много немецких слов обозначающих механизмы и приспособления: от штурвала до шурупа. А из американского английского пришли слова, связанные с гаджетами и онлайн-жизнью.

Но заимствование слов происходит не только потому, что в языке нет слова для нового понятия. Есть множество других причин:

1. Слово табуировано: нет подходящих русских аналогов словам «секс» и «пенис».
2. Слово вдруг входит в моду: раньше были «макароны», теперь «спагетти», раньше был «шлягер», теперь «хит».
3. Хочется отделить профессиональный жаргон от бытового использования слова: «пофиксить баги» = «исправить ошибки».
4. У иностранного слова другой оттенок смысла: «спонтанный» не то же самое, что «самопроизвольный».

Язык не отражает мышление его носителей

Почему там, где один язык довольствуется общим словом, другой вводит подробную классификацию? Здесь многие вспоминают язык эскимосов с его 200 синонимами слова «снег». Но из книги мы узнаем, что это миф, и в эскимосском не больше слов для обозначения снега, чем в среднем европейском языке. Ни слова, ни грамматические конструкции не отражают мировоззрение.

Источник заимствования не всегда очевиден

Например, детское слово «попа» вовсе не произошло из грубого «жопа» путем замены одной буквы. Оказывается, это прямое заимствование из испанского, от popa («корма»), а возможно, из немецкого, в котором «popo» означает то же, что и в русском.

А «малиновый звон» колоколов не имеет ничего общего с малиной: он происходит от бельгийского города Малин, знаменитым своими колоколами. При Петре I малинские секреты построения колоколов были импортированы в Россию и стали ассоциироваться со сладкой ягодой.

Описки и ошибки — важный источник заимствований

Вспомним цитату из Евангелия: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное». Мы не вдумываемся, откуда взялось такое экзотическое сравнение: все-таки верблюдов в пустынях предостаточно. Но вполне возможно, евангелист имел в виду не «kámēlos», верблюда, а «kámilos», корабельный канат. С ним картина становится намного нагляднее. Первоначальные рукописи Нового Завета не сохранились, так что проверить уже не получится.

А слово «выглядеть» в значении «выглядеть хорошо», «выглядеть как иностранец» внесли в язык обрусевшие немцы: это прямая калька с немецкого «aussehen». Эта неправильность быстро обрусела и стала использоваться в русском литературном языке, хотя пуристы (ревнители чистоты языка) и вели с ней долгую безуспешную борьбу.

Слова при заимствовании переживают трансформации

При заимствовании у слов могут смещаться значения. Например, «огурец» происходит от греческого «áōros» — «незрелый». Зрелые огурцы в пищу непригодны. А «утиль» от французского «utile» — полезный. Тут значение изменилось на противоположное.

Иногда слово при заимствовании раздваивается. Например, «шуба» и «юбка» попали в русский язык независимо друг от друга, но происходят они от одного и того же арабского слова «jubba» — «рубаха». Некоторые слова имеют два корня — один родной, а другой заимствованный. Например, «домофон» и «светофор», в которых «дом» и «свет» русские, а «фор» (носить) и «фон» (звук) — греческие.

Заимствуются не только существительные, но и грамматические конструкции

Многие до сих пор косятся, заслышав новые для русского языка междометия «упс» и «вау», забыв, что «ура», «браво» и «бис» — тоже иностранного происхождения. «Ura» — турецкое «бей», а возможно, «hurra» — верхненемецкое «спеши». «Bravo» — восклицание «хорошо!» в итальянских театрах, а «bis» — просьба повторить номер.

Многие словосочетания на самом деле являются кальками с других языков, только мы этого уже не замечаем. В «пальто от Версаче» слово «от» — изначально не предлог, а прилагательное. Произошло это выражение от французского словосочетания «от кутюр» — «haute couture», «высокая мода».

Некоторые народы обходятся без заимствований или им так кажется

Из книги мы узнаем, что в исландском языке есть собственные названия для множества вещей и понятий, которые в других языках, как правило, заимствуются:

• Компьютер — tölva, от tala («число») и völva («прорицательница»),
• Космонавт — geimfari, от geimur («небесное пространство») и fari («ездок»),
• Метеорология — veðurfræði, от veður («погода») и fræði («знание»),
• Микроскоп — smásjá, от smár («маленький») и sjá («смотреть»).

Стараются и французы: в 1996 году правительство выпустило указ, который призывал бороться с англицизмами во имя сохранения чистоты языка. Например, компьютер решили называть «ordinateur» — слово существовало давно, но многие предпочитали более понятное «computeur». Ирония в том, что оба слова имеют латинское происхождение, просто одно заимствовано раньше, другое позже.

Да и многие «исконно исландские» слова на самом деле являются калькой с греческих или латинских. Например, «электричество» (от греческого ḗlektron, «янтарь») — это «сила янтаря» (rafmagn, от raf, «янтарь», и magn, «сила»). А «витамин» (от латинского vita, «жизнь», и химического вещества «amin») — «вещество жизни» (fjörefni, от fjör, «жизнь», и efni, «вещество»).

«Чужие» слова просачиваются сквозь границы, перелетают через моря, оседают в других языках и становятся там своими. И процесс этот не удержать никакими «мокроступами». Которые, кстати, никто всерьез вводить взамен галош и не предлагал — их придумал критик Белинский, пародируя языковых пуристов.

Книга Марии Елифёровой: