Метанавыки, которые делают знаменитым: история Пабло Пикассо
Пабло Пикассо — величайший художник XX века, гениальный вне всякого сомнения. Гениями были и Винсент Ван Гог, и Поль Гоген, — однако к ним, в отличие от Пикассо, признание пришло только посмертно. Почему? Зарина Асфари, искусствовед и автор книги «История искусства для развития навыков будущего», уверена, что дело в метанавыках. Всех гениев, которые добились успеха при жизни, объединяет то, что они в совершенстве овладели сразу несколькими компетенциями. В этом материале мы будем развивать навыки креативного мышления, EI и кросс-культурной коммуникации вместе с Пикассо.
Опыт Пикассо я рассматривала в главе о непрерывном обучении, но это, конечно, не единственная компетенция, позволившая художнику занять центральное место в пантеоне великих мастеров XX века. Он был мастером креативного мышления, обладал развитым эмоциональным интеллектом, был силён в кросс-культурной коммуникации. Рассмотрим факты из жизни художника, которые это доказывают.
Креативное мышление
Однажды возлюбленная художника Дора Маар потеряла свою любимую болонку. Она горько оплакивала утрату, и Пикассо, как мог, старался ее утешить. Он брал обрывки салфеток, прожигал в них сигаретой две дырочки-глаза и дарил Доре: каждая салфетка в руках художника превращалась в комичный портрет пропавшей собаки и вызывала улыбку у спутницы Пикассо.
Это далеко не единственный пример того, как случайные предметы, а то и попросту мусор, становились для Пикассо источниками вдохновения и инструментами для работы. Друг художника, фотограф Брассай, вспоминал, что его мастерская была завалена всяким хламом, а на вопрос «зачем?» Пикассо отвечал, что придумает, как пустить предмет в дело. Так, игрушечная машинка его сына стала мордой обезьяны, песок, картон, обрывки газет и обоев включались в пространство кубистских картин...
Другой пример креативности Пикассо — непрерывная смена стилей. В отличие от множества художников, он не останавливался на однажды найденном, принятом критиками и покупателями, направлении, а двигался дальше. Импрессионизм, аналитический и синтетический кубизм, энгризм, сюрреализм... Более того, для каждой новой возлюбленной Пикассо находил новый язык, новый стиль, чтобы форма соответствовала содержанию, и портреты наиболее точно передавали не только внешность, но и характер женщины. Он не останавливался на живописи, а осваивал дизайн театральных костюмов, керамику, скульптуру, литьё, гравюру, линогравюру.
Эмоциональный интеллект
Сказанное выше о поиске новых форм для новых пассий уже демонстрирует развитый эмоциональный интеллект Пикассо. Но, пожалуй, самой яркой иллюстрацией к этой компетенции будет живопись голубого периода.
В 1901 году картины Пикассо окрасили оттенки синего. Казалось, другие цвета исчезли с его палитры. Художнику было двадцать лет, он тяжело переживал самоубийство своего близкого друга Карлоса Касагемаса, поэтому и погрузился на несколько лет в голубой — цвет печали. Однако Пикассо не замкнулся в собственной скорби, но обратил взор к тем, чья жизнь полна страданий. В эти годы он писал слепых, нищих, одиноких людей, безразличных обществу.
Для картин этого периода особенно характерен один жест: люди кутаются в просторные одежды и обнимают себя руками, замыкаясь в собственном одиночестве и печали. Так точно передать чужую печаль и сиротливость может только тонко чувствующий и сочувствующий другим человек.
Кросс-культурная коммуникация
Навык, предполагающий открытость иным культурам и новому опыту, который они несут с собой, напрямую связан с эмоциональным интеллектом. Восприимчивость к чему-то незнакомому и непривычному без него невозможна. Жизнь Пикассо во многом состоит из кросс-культурных коммуникаций — вот лишь несколько примеров.
Во-первых, кубизм в определенной степени вырос из увлечения Пикассо искусством народов Африки. Его настолько завораживала африканская скульптура, что предшествующий кубистскому период вошёл в историю как африканский. Под впечатлением от деревянных масок Пикассо, в частности написал революционных «Авиньонских девиц»: лицо женщины справа вверху вдохновлено именно этими масками.
Во-вторых, круг друзей Пикассо, живущего в Париже испанца, был воистину интернациональным: он был близок с фотографом венгерско-армянского происхождения Брассаем, водил дружбу с советским писателем еврейского происхождения Ильей Эренбургом, общался с мексиканским художником Диего Риверой и его женой Фридой Кало, искусство которой ценил чрезвычайно высоко.
Главными маршанами, с которыми Пикассо дружил и через которых реализовывал свои работы, были еврей Поль Розенберг и немец Анри Канвейлер. В конце концов, отец упомянутой выше Доры Маар был хорватом. Не говоря о первой супруге художника Ольге Хохловой — русской балерине, с которой Пикассо, отдавая дань вере и традиции ее народа, венчался в православной церкви. Пикассо воспринял и русские суеверия: усвоил привычку стучать по дереву и выпивать на посошок. Представляя своего первенца Пауло друзьям, он гордо называл его Павлом Павловичем.
Этот межнациональный круг общения вкупе со способностью Пикассо впитывать то новое, что несут новые друзья и ранее незнакомые культуры, значительно влияли на Пикассо-человека и Пикассо-художника. Живи он в родной Испании, общайся исключительно с соотечественниками, изучай живопись только своей страны, — вряд ли сегодня весь мир знал, кто такой Пикассо. И уж тем более сомнительно, что он стал бы одним из главных художников, сформировавших искусство XX века.
