О чём книга ««Левиафан». Разбор по косточкам: режиссер Андрей Звягинцев — о фильме кадр за кадром»
Фильм Андрея Звягинцева «Левиафан» — не просто «фильм», а по-настоящему большое событие российского кинематографа, одна из крупнейших творческих удач нового века. Вызвав на родине ожесточенные споры, не утихающие даже спустя годы после премьеры, картина получила широчайшее международное признание: от награды Каннского кинофестиваля за лучший сценарий до номинации на премию Американской киноакадемии «Оскар».
Никогда не делаю монтаж под музыку. Монтаж должен быть самостоятельным. У него свой собственный ритм. Сначала — монтаж, потом — музыка. Но и после того я не меняю склейки: если сильная доля легла неудачно, я просто двигаю весь музыкальный трек чуть правее или чуть левее по таймлинии. Не помню, чтобы приходилось менять монтажные фразы или длину планов из-за музыки.
Кинокритик Максим Марков задался целью раскрыть секрет этого успеха — и решил расспросить самого режиссера обо всех нюансах создания «Левиафана». В основу беседы был положен принцип едва ли не посекундного разбора фильма с центральным, то и дело повторяющимся вопросом: почему этот кадр снят именно так, а не иначе? Почему режиссер выбрал именно такой ракурс, именно такую крупность? Контролировал ли он каждый актерский жест, каждое движение камеры — или здесь нашлось место для импровизации, а быть может — даже для случайности?.. Другими словами, что было сделано для того, чтобы буквально каждый кадр картины стал уникальным? Скажите, Андрей Петрович, как создается Настоящее Кино?..
Мало кто замечает, что сцена с Анжелой и Пашей (который при погонах, мент, сержант — и плачет!..) сообщает нам важный сигнал: человек ещё есть, понимаете?!. Что единственное спасение лежит в сердце человека. Надежда не на государство, не на этот обезличенный институт, не на формальные связи между людьми, регламентированные всякого рода чиновными протоколами, всегда для галочки только и существующими. Надежда — в человечности, и именно в индивидуальном, личном участии, а не в абстрактной, философской категории «человечность». Способность кого бы то ни было к состраданию как к проявлению соучастия — это и есть начало человечности. И это важно. {...} Весь наш фильм проникнут состраданием, сочувствием к Человеку, ничем не защищённому, кроме собственных лат из кожи, нервов и костей. А ещё — вопрошанием, требованием, криком о чудовищном бесправии. Человек обречён бороться за выживание, постоянно взвешивая на весах собственное благополучие или деятельное сочувствие. Человечность — наша с вами последняя надежда.
Шесть дней разговоров вместили в себя подробнейший рассказ не только об одном конкретном фильме, но обо всей творческой кухне Андрея Звягинцева. Режиссер с мировым именем дал поистине уникальный мастер-класс, с максимальными подробностями рассказав о методах своей работы — о том, как создается сценарий, как на подготовительном периоде обсуждается изобразительное решение и вещественный мир будущей картины, как на площадке выстраиваются отношения с артистами... Вместе с тем речь не могла не зайти и о жизни в России, о положении человека в мире, о жизненных ценностях и идеалах — обо всем том, о чем рассказывает собственно «Левиафан». В результате получился отнюдь не только «технический» разбор кинофильма, который был бы интересен исключительно профессионалам, но вышло глубокое, очень личное интервью яркого, талантливого человека, переживающего за своих героев в той же степени, как он переживает и за всех своих соотечественников.
Звук мы подкладывали в студии, моделируя эту среду. У звукорежиссёра Андрея Дергачёва куча файлов, огромное количество записей — всяких чаек, собак, галок и стрижей, морских волн... Он записывал её и с этого холма — собаку, живущую в Териберке на том берегу; потом — с другого. Туда переходил, ближе записывал, дальше, во дворах и на пустыре — собак куча. Перекличка собак, одна с другой... Можно создавать такие вещи, когда у тебя достаточно собственного оригинального материала, записанного в той самой среде, а не добытого из библиотечных фонов.
Особенности
- Уникальность — впервые кинорежиссер столь полно разбирает собственное произведение, максимально подробно рассказывая как о своем замысле, так и о деталях съемочного процесса.
- Структура — покадровое следование непосредственно за фильмом — позволяет читателю узнать едва ли не все секреты создания киношедевра.
- Второе издание — не второй тираж, а новый взгляд на текст, в силу своей специфики неразрывно связанный с изображением. Иллюстрациями к тексту по-прежнему выступают кадры из фильма «Левиафан», но вся изобразительная часть выглядит совершенно иначе. Благодаря преобразованию книга стала компактнее и удобнее для чтения.
- Помимо кадров из фильма приведены два рисунка Андрея Звягинцева: на одном он схематично набросал план Териберки, где проходили основные съемки, на другом — принцип кинематографической «восьмёрки» (правило, которому следуют при съемке диалогов).
- Книга снабжена двойной авторской индексацией, то и дело отсылающей читателя как к конкретным эпизодам из фильма, так и к необходимым местам в тексте, к которым можно обратиться для уточнения тех или иных деталей.
...Когда вошли внутрь и увидели всё это, я вдруг подумал: как же замечательно эта фреска сопрягается с нашим сюжетом!.. Но вот сформулировать я и теперь не смогу — почему именно эта фреска. Ведь она никак напрямую не связана с историей нашего Николая... И всё же некоторые ассоциативные нити протянуть можно: несчастный пророк, ничем другим — как только капризом или блажью правителя — не заслуживший смерти, обезглавлен. Власть, не зная пощады, может сделать с человеком всё что ни пожелает, потому и говорится в божественном Откровении устами Иова: «Земля отдана во власть нечестивцев».
Движение камеры не должно быть авторским произволом: диктовать, подсказывать его должно что- то, что происходит в кадре. Другими словами, движет камеру не тот, кто за ней стоит, а тот, кто существует в кадре.
«Мыслящий тростник» — говорит о человеке Паскаль. Человек — слаб. Век его короток. Он может ошибиться практически в каждом своём шаге — и потому заслуживает прощения. И тут я говорю совсем не о том, что человек — детерминированное существо, готовое только к падению. Человек свободен в выборе своего будущего.
Понятно и всем известно, что человек должен звать себя к ответственности, чтобы в каждом своём шаге быть честным, правдивым, верным слову и так далее. Только почему мы так редко находим тому примеры? Да, были достойные люди в истории, есть и ещё будут; были и святые, были и «великие посвящённые» (как называет их Эдуард Шюре): от Пифагора и Платона до Сократа и Христа — все они великие люди, маяки, что дают нам сигнал: вот как следует жить. Образец, эталон. Но мы с вами — близки ли мы к этой эталонной мере?..
Обвинять Лилю нельзя. Она такой же человек, как мы все. Начни с себя.
Для кого
Главным образом книга ориентирована на поклонников кино и кинематографистов, но благодаря рассматриваемому кругу вопросов способна привлечь внимание самого широкого круга читателей.
