Женщины и власть: манифест
Проследив корни мизогинии в Афинах и Риме, Мэри Бирд выпустила книгу «Женщины и власть», ставшую современной классикой феминизма.
Она поместится в самую маленькую сумку или даже в карман пальто. Но размер в данном случае не имеет значения. Вам нужно знать об этой книге две вещи:
- То, что Мэри Бирд говорит, — очень важно. Это нечто большее, чем просто орудие защиты в споре с хейтерами.
- Автор не стремится, чтобы хоть что-то выглядело слишком простым. Книга написана по материалам двух лекций: первая состоялась в Британском музее в 2014 году, вторая в 2017-м. Даже когда Бирд старается быть лаконичной, она знает, что вопросы, которые она поднимает, чрезвычайно сложны. Прежде чем вооружить вас, Бирд заставит вас думать.
Основной предмет Бирд — женское молчание; она изучает «общественный голос женщин» и надеется выйти за рамки простого диагноза мизогинии, на который мы имеем тенденцию немного опираться. Она понимает, что признание мизогинии не то же самое, что её объяснение, и только занимаясь последним, мы сможем когда-нибудь найти эффективный способ борьбы с ней. Вопрос в том, где искать ответы? Бирд признаёт, что у мизогинии множество источников; её корни глубоки. Но в этой книге она обращается в основном к Древней Греции и Древнему Риму. Даже сейчас, по её мнению, Античность бросает тень на наши традиции публичных выступлений, независимо от того, рассматриваем ли мы тембр голоса человека или право его выступления по какому-то вопросу.
Конечно, между нами и «Одиссеей» Гомера, в которой Телемах говорит своей матери Пенелопе «заткнуться», 3000 лет. Но, если читать об этом после скандала с Вайнштейном, аргумент кажется убедительным. Молчащие женщины. Брутальные мужчины. Стыд как механизм контроля. Андрогинность как стратегия выживания. На каждой странице колокол звонит слишком громко.
На примере Телемаха мы узнаём, что заставить женщину молчать когда-то было неотъемлемой частью взросления мужчины. В «Метаморфозах» Овидия Юпитер превращает Ио в корову, а голос Эхо сводится к инструменту для повторения слов других. Когда юная принцесса Филомела была изнасилована, её язык вырезают, чтобы она не разоблачила нападавшего. Женщины, которые всё-таки выступали на форуме, считались не совсем женщинами, скорее, они были «неестественными уродами». Римский составитель антологии I века упоминает некую Маэзию, которая успешно защитила себя в суде только «потому, что у неё действительно была мужская натура». Бирд призывает нас смотреть на это молчание не просто как на отражение бесправия женщин в классическом мире. Голоса женщин были угрозой для государства. Так сложилась идея гендерной речи.
Имеет ли это значение? Бирд считает, что да. Никто не слышит нас, даже когда мы говорим, — точно так же, как женщину на карикатуре Punch:
Бирд не тонет в неодобрении (фатальная ошибка многих феминистских текстов). Она хочет знать: как сделать так, чтобы мы были услышаны? И ее ответы радикальны. Почему мы должны довольствоваться только использованием статуса-кво — например, тренируя голос, как это делала Маргарет Тэтчер? Прогресс, если он когда-либо случится, потребует переосмыслить само понятие власти. Бирд говорит об очищении власти от престижа, о разветвлении, при котором власть будет скорее свойством, а не собственностью.
Женщины не единственные, кто чувствует себя «безмолвным», и Бирд хочет напомнить читателю о мраке вокруг. Не становитесь слишком самоуверенным, советует она.
«Женщина и сейчас не воспринимается как носитель власти. Мы можем искренне желать, чтобы женщины проникали во власть, а можем, когда им это удаётся, воспринимать их во власти как нечто чуждое, как непрошеных гостей — зачастую неосознанно. Но и в том и в другом случае метафоры, описывающие приход женщины во власть, — стучаться в двери, брать штурмом, пробить стеклянный потолок, — подчёркивают её чужеродность. Женщины во власти представляются нам разрушительницами преград или, наоборот, захватчицами, берущими то, на что, в общем-то, не имеют права».
По материалам The Guardian
Иллюстрация на обложке: Clémence Gouy on Behance