«Запечатлеть безумный сон»: как нейросети меняют мир изобразительного искусства
Является ли картина, созданная Midjourney, произведением искусства? Как художники будут работать в эпоху искусственного интеллекта? Что вообще такое нейросеть: субъект искусства, его объект или инструмент? Рассказывают участники паблик-тока «Как нейросети меняют мир изобразительного искусства» — журналист Егор Апполонов, художник и куратор Алексей Шульгин и ученый, директор по стратегическому маркетингу «Яндекса» Андрей Себрант. Модерировала дискуссию Наталья Томашевская.
Что происходит в момент, когда человек садится за компьютер и дает команду нейросети? Как научиться эффективно взаимодействовать с ней?
Существует понятие «промт» — текстовый запрос, который формулируется для нейросети. Художники, как правило, не рассказывают, по какому запросу их картинка получилась ровно такой, какой получилась. В сообществе принята политика открытых промтов, согласно которой пользователи делятся собственными кейсами — но на практике ее соблюдают редко.
«Я сделал более 15 тысяч изображений и знаю, как достичь того или иного результата: сделать фотографию, сказочную иллюстрацию или безумную картинку, которая вызовет всеобщее восхищение. Язык общения, который ты выстраиваешь, абсолютно индивидуальный, мой отличается от языка общения коллег — так и появляется стиль». — Егор Апполонов
Андрей Себрант считает, что учиться работе с нейросетью путем экспериментов можно очень долго, и все попытки будут давать результат. Одна из самых простых опций — ссылаться на стили известных художников.
«Чтобы действительно управлять изображениями, необходимо, как ни странно, художественное или хотя бы фотографическое образование. Можно попросить сгенерировать изображение в стиле Шишкина или Репина — примерно так и создается большая часть картинок. Но если человек знает и ссылается на стиль, скажем, Энсела Адамса, его работы будут радикально иными. Многое зависит от эрудиции человека, работающего с промтами». — Андрей Себрант
Промт — это только текст? Каким будет дальнейшее развитие промтов?
Сейчас в качестве промтов используется текст, но в будущем они будут любыми. Андрей Себрант обращает внимание на понятие мультимодальных моделей, в которых можно подавать что угодно, будь то картина, видео, звук, текст, формулы. На выходе нейросеть создаст то, что потребуется: фрагменты компьютерного кода, изображения, музыкальные произведения. Еще одно понятие, с которым стоит познакомиться, — embedding, представление запросов и ответов в многомерных семантических пространствах, где стыкуются семантические вектора, соответствующие данной мелодии и фразе.
Правда ли, что на один и тот же запрос нейросети каждый раз выдают уникальное изображение?
При одинаковых запросах мы получаем не совсем уникальную картинку, а скорее массив изображений в одном стиле. Андрей Себрант поясняет, что это связано с элементом случайности: «То, как этот элемент вводится в нейросеть, сильно влияет на качество результата. Например, меняя случайность в языковых моделях, легко получить бессмысленную белиберду». Также случайность можно задавать в режиме «Хаос» — и получать тот результат, который вы не ожидаете увидеть.
Какие ошибки могут возникнуть при взаимодействии художника и искусственного интеллекта?
Непонимание, абсурдная реакция, глитч. Андрей Себрант поясняет, что разработчики нейросетей прикладывают все усилия, «чтобы сеть не галлюцинировала (официальное слово), но можно ведь сказать и „не творила“». Существует эмерджентность — феномен, когда в очень сложной системе возникают совершенно непредсказуемые и иногда очень сильные свойства, о которых человек, проектирующий систему, не подозревал. «Однако всё, связанное с эмерджентностью больших языковых моделей, давят изо всех сил, чтобы оно не шокировало пользователя. Есть подозрение, что возникнут сети с выкрученным на максимум фактором ошибки, фантазии, случайности. Такие сети не будут в широком доступе, потому что от системы, которой пользуются миллионы людей, нужно требовать надежности, честности, объективности — что бы это ни значило».
«Отсебятина нейросетей может быть как прекрасной, так и ужасной. Но самое страшное — когда она начинает рисовать в точности то, что ты ей поручаешь. Тогда это становится абсолютно неинтересным и скучным, и можно это забросить. Что постепенно и происходит». — Алексей Шульгин
Можно ли считать искусством картины, созданные нейросетью?
Андрей Себрант приводит в пример современного китайского художника Ай Вэйвэя. Одна из его работ — фасад здания, увешанный рюкзаками погибших детей.
Другая знаменитая инсталляция Вэйвэя называется «Семена подсолнечника» и представляет собой 100 млн фарфоровых семян, усыпанных по залу галереи Tate Modern в Лондоне. Над их производством трудилось 20 фабрик и сотни ремесленников в течение двух лет. Затем английские рабочие раскладывали их по полу галереи — однако авторство инсталляции, тем не менее, остается за Ай Вэйвэем.
«Для современного художника десятое дело, как его идея будет воплощена: сотнями китайских крестьян, нейросетью или швеями, которые отшивали тысячи рюкзаков», — считает Андрей Себрант.
«На самом деле, когда мы обсуждаем нейросеть как художника, мы исходим из ложного представления о том, что художник — тот, кто создает изображения. Их давным-давно создают машины: началось это с фотографии, потом появилась видеокамера, Adobe Photoshop, а теперь нейросети. Выдающиеся нейросети, о которых мы говорим, — гораздо более крутые произведения искусства в широком понимании этого слова, чем все эти нелепые картинки, которые люди с ними делают». — Алексей Шульгин
Можно ли в таком случае назвать нейросеть инструментом — таким же, как фотоаппарат?
Егор Апполонов считает, что да: «Хайп возник, потому что реализация задумок стала очень доступной и массовой. Люди, которые не умеют рисовать, теперь могут воплотить в жизнь все свои фантазии — иногда приличные, а иногда безумные. В этом смысле нейросеть — не искусство, но она дает огромному количеству людей возможность сделать высказывание».
Андрей Себрант с ним не согласен. В 2019 году «Яндекс» делал коллаборацию с исполнителем Юрием Башметом и композитором Кузьмой Бодровым. Бодрову предложили написать с участием нейросети произведение, которое Башмет мог бы исполнить с оркестром.
Процесс был таким: сначала нейросеть сеть обучили на произведениях, которые обычно исполняет Башмет, и она сгенерировала нечто похожее. Затем композитор отобрал из этих мелодий несколько понравившихся и сделал оркестровку — технический процесс, который, как ни странно, нейросеть делать не умеет.
«Нам кажется, что родить мелодию должен человек, а скучную работу будет делать машина. На самом деле, наоборот. Человек из всего набросанного машиной выбрал одну вещь, которая его зацепила, и раскрутил ее в произведении, которое понравилось Башмету. Взаимодействия гораздо более сложные, нелинейные — тем интереснее, что будет происходить дальше».
Как скоро нейросети начнут повсеместно использоваться в России для решения творческих задач?
«В первую очередь это нужно так называемым креативным индустриям, рекламным агентствам, игровым и видеостудиям. Они вовсю используют это и уже кое-что умеют», — поясняет Андрей Себрант.
Егор Апполонов приводит два условия, при которых нейросети будут использоваться повсеместно: появление хорошей образовательной базы и насыщение рынка информацией, понимание необходимости внедрения инструмента.
Нужна ли нейросетям встроенная цензура? Как вы к этому относитесь?
Андрей Себрант прогнозирует разделение: «Сети, которые находятся в массовом доступе, требуют встроенной этики. Для художников же будут создаваться нейросети, которые могут сильно ее нарушать».
«Наше агентство называется „Синтетика“, в названии два смысловых ряда. Во-первых, всё синтетическое. А во-вторых, синтетическая этика — и она на нашей стороне. Мы не делегируем ее нейронным сетям: они могут всё, и всё, что мы скажем, сделают. Этика находится на стороне художника, и он определяет, что создавать, а что — нет». — Егор Апполонов
Как нейросети повлияют на образование в сфере искусства?
Нейросети уже влияют на образование: например, студенты пишут курсовые работы с их помощью. Андрей Себрант считает, что отношение к нейросетям может служить критерием разделения вузов. Так, например, ИТМО в Санкт-Петербурге недавно провел большой митап по Chat GPT — в то время как другие вузы намерено запрещают студентам использовать нейросети в работах.
«Университет — место, где людей готовят к будущей жизни, в которой непременно будут генеративные алгоритмы. Только в одном вузе студенты творчески используют нейросети, и преподаватели это всячески приветствуют. А в другом студент пришел, чтобы просто купить диплом, и если он может минимизировать временные затраты, то будет это делать с помощью нейросети. Преподаватель понимает, что он не нужен, и ненавидит студентов за это — поэтому заставляет их от руки переписывать работы. Таких я тоже знаю». — Андрей Себрант
Искусство — это во многом новизна приемов и форм. Как художник может добиться ее, работая с нейросетями?
Алексей Шульгин призывает искать творческие методы работы с любой новой технологией: взлом, неправильное использование, эксперимент.
«Новая технология еще не имеет своей эстетики. Дело художника — ее разрабатывать. Фотография на заре возникновения пыталась повторять эстетику живописи, 3D-модели повторяли фотографию. Интересно становится, когда нейронная сеть рисует 10 пальцев вместо пяти или две головы у человека. Сейчас появилась Midjourney—5, которая всё делает очень реалистично. И это ужасно скучно и отстой». — Андрей Шульгин
Андрей Себрант также сравнивает нейроискусство с изобретением фотографии: «В тот момент искусство наконец ушло от унылого воспроизведения реальности, фотография выбила из художника желание просто нарисовать картинку „as is“, максимально точно».
«Человек всегда рассказывает истории: картинками, словами, с помощью фотографий и фильмов. Ценность нейросетей — в том, что их можно использовать, подключив к своему мозгу напрямую, достать что-то странное и визуализировать это. Фотоаппарат не может запечатлеть ваш безумный сон, а нейросеть — может». — Егор Апполонов