Священник, который мешал проходу других граждан
Одна из ключевых фигур Первой русской революции — это, несомненно, Георгий Гапон. Многие даже не знают его имени, в народе он больше известен под именами «поп Гапон» и «отец Гапон». Он объединил обычных рабочих поднял народные массы и стал одним из признанных лидеров революции, а затем, как это часто случается в эпоху перемен, был убит.
О том, кто заказал убийство Гапона, ходят споры по сей день. Михаил Зыгарь (внесен в реестр иностранных агентов) в книге «Империя должна умереть» склоняется к самой популярной точке зрения: отца Гапона убил его старинный приятель и соратник Пётр Рутенберг. Попытаемся вспомнить, что мы знаем о знаменитом революционном священнике.
Гапон приезжает в Петербург
Георгий Гапон — уроженец села Белики Кобелякского уезда Полтавской губернии. По совету сельского священника родители отдали сына в Полтавскую духовную школу, а затем и семинарию. Может, жизнь Гапона сложилась бы так же, как и у сотен других священнослужителей, если бы он не подпал под чары религиозных трудов Толстого. Став одержимым толстовцем, Гапон мечтал о продолжении учёбы уже в Петербургской Духовной академии.
«Гапон — пламенный толстовец, и именно в этом причина всех его проблем».
После многочисленных прошений у высших санов Гапон поступает на учёбу в Петербурге, однако через год разочаровывается в занятиях. На встречах священников с рабочими он слышит, что проповеди в основном ограничиваются рассказами о Страшном суде. Гапона не устраивает такой подход, он предлагает свои новаторские идеи, к которым священные лица остаются глухи. На фоне таких переживаний у Гапона развивается депрессия, которую он едет залечивать в Крым.
В шаге от мечты
Из Крыма Гапон возвращается в Петербург, восстанавливается в Духовной академии и начинает служить в церкви в Галерной гавани — очень неблагополучном районе неподалёку от Балтийских верфей. Местные жители ценят проповеди Гапона, на его службу каждый раз приходит всё больше паствы, жалобы которой священник всегда выслушивает предельно внимательно.
Почитатели Гапона доносят слухи о молодом священнике до петербургского градоначальника Клейгельса, который вызывает его к себе и просит написать доклад о социальной реабилитации безработных, по сути — программу создания исправительных колоний для бездомных. Доклад вызывает невероятный успех и имя Гапона доходит до самой императрицы. Мечтая о распространении своих идей, Гапон сближается со светским обществом, чтобы использовать его для продвижения собственных идей. Это не нравится церковной епархии, которая хочет лишить Гапона сана.
Однако всё оборачивается самым неожиданным образом: Гапон начинает сотрудничать с тайной полицией и проблемы с церковным начальством улетучиваются вмиг.
Оседлать беса
Ещё маленьким мальчиком Георгий Гапон был впечатлён рассказом о святом Иоанне Новгородском, который якобы оседлал беса и слетал на нём в Иерусалим. С того самого дня, по его собственным признаниям, он мечтал о моменте, когда ему самому удастся «оседлать беса». Этот день настаёт, когда глава Особого отдела Департамента полиции Зубатов запускает сеть профсоюзных кружков по стране.
В качестве перспективного кандидата на роль профсоюзного лидера петербургских рабочих ему предлагают священника Георгия Гапона.
Однако вскоре новоиспечённый лидер понимает, что создание кружков — это хитрая ловушка, организованная полицией для того, чтобы отделить рабочий класс от интеллигенции и, таким образом, убить политическое движение. Гапон приходит к выводу, что все высшие чины РПЦ служат агентами тайной полиции. Это не то, о чём он мечтал. Но ведь можно подыграть?
«Сделав вид, что я примкнул к зубатовской политике, достигнуть собственной цели в деле организации подлинного союза рабочих».
Помимо постоянной работы священником в тюрьме, Гапон устраивает в съёмной квартире чайный клуб под названием «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». Полиция не сомневается в лояльности Гапона — ему предлагают крупную сумму на содержание организации, открытие филиалов по всей столице. Рабочие всё чаще говорят о политике и объявляют своей целью написание петиции к властям и организацию забастовок.
Первая ласточка
К концу 1904 года Гапон понимает, что удержать рабочих больше не удастся. Выйти из игры амбициозный священник не может: он лидер и должен быть впереди. Хотя начало всеобщей забастовки может стать если не концом организации, то концом его собственной карьеры, ведь настоящего протеста власти ему не простят.
3 января 1905 года начинается забастовка на Путиловском заводе, 13 тысяч человек прекращают работу. А уже через три дня число бастующих по городу увеличивается до 100 тысяч. События развиваются со скоростью света. Слава о Гапоне разлетается очень быстро, теперь его повсюду сопровождают поклонники, охранники и корреспонденты, в том числе иностранные.
«Среди новых сподвижников Гапона — Пётр Рутенберг, 27-летний эсер, инженер Путиловского завода. Он всюду ходит с Гапоном и помогает ему редактировать тексты речей».
Гапон решает написать петицию к царю и отправиться к Зимнему подавать её «всем миром». Идея собрать многотысячную толпу демонстрантов вызывает у рабочих восхищение своим лидером.
Время перемен
Дальнейшие события 9 января, Кровавого воскресенья, в Петербурге описаны многими и не раз, поэтому вернёмся к герою нашего рассказа — Георгию Гапону. Что же происходит с ним во время массовых расстрелов бастующих? По легенде, он — в самой гуще событий и даже кричит «Нет больше Бога, нет больше царя», когда внезапно его хватает за руку Рутенберг, уводит на соседнюю улочку и обрезает волосы.
В эту минуту определяется будущий образ Гапона: он больше не священник в рясе с длинной бородой, а очень даже светский товарищ, который вскоре попадёт за границу и сплотит вокруг себя революционеров из России. Цель у Гапона теперь одна — объединить все русские революционные партии и встать во главе их — как он стоял во главе петербургских рабочих.
«Внимание западных знаменитостей кружит Гапону голову. Он видит собственные фотографии на первых полосах газет — и чувствует, что это только начало».
Штабом будущих действий становится лондонская квартира 55-летнего Николая Чайковского, эсера и эмигранта с 30-летним стажем. За сбор «иностранных пожертвований» отвечает финский сепаратист Конни Циллиакус, за закупку оружия — Евгений Азеф.
Ни ветеран подполья Чайковский, ни молодой вождь оппозиции Гапон, ни другие участники процесса не подозревают, что имеют дело с двумя агентами: японской разведки и российской тайной полиции.
Всему приходит конец
В качестве лидера оппозиции в изгнании Гапон очень востребован. После ареста членов Петросовета его приглашают на всевозможные мероприятия, посвящённые ситуации в России. Однако ни в Петербурге, ни в Москве Гапон ни на кого уже не производит впечатления. Его обвиняют в том, что он агент премьер-министра Витте, в его собственной организации происходит раскол.
Пытаясь удержаться на плаву, Гапон пытается вновь наладить контакт с действующей властью в России, впутывая в это своего давнего друга Рутенберга. Власти он говорит о готовности сотрудничать с ней и просит дополнительных денег, а Рутенберга уговаривает влезть в авантюру и убить премьер-министра Витте и министра внутренних дел Дурново. Даже не догадываясь при этом, что Рутенберг доложит о его намерениях своему начальнику, главе Боевой организации эсэров Евно Азефу.
«Выслушав Рутенберга, Азеф выносит быстрое решение: "покончить с Гапоном, как с гадиной". Он говорит, что Рутенберг сам должен позвать Гапона на ужин, а потом отвезти в лес, "ткнуть в спину ножом и выбросить из саней"».
Практически так и происходит. Как пишет Зыгарь (внесен в реестр иностранных агентов), после долгих метаний Рутенберг всё же соглашается на убийство. Они с Гапоном вместе отправляются на дачу к Рутенбергу, и в разгар их разговора из соседней комнаты появляются четверо, Гапон сопротивляется, они надевают ему на шею верёвку. А Рутенберг выходит из дома, чтобы не видеть, как они это делают.
Пропажу Гапона обнаружили не сразу: у революции уже были новые герои, было много новых планов и мечтаний. Старый революционер—священник был забыт после Кровавого воскресенья и так и не смог вернуть себе любовь масс. Однако он успел оставить неизгладимый след в истории Первой русской революции.
