Почему мы ходим на митинги, участвуем во флешмобах и массовых богослужениях

В марте 2017 года на митинги против коррупции по всей России вышли более 30 тысяч человек. А в мае 2017-го на митинг против сноса пятиэтажек — 20 тысяч москвичей. Тысячи женщин и мужчин участвовали во флешмобе «Я не боюсь сказать». Рождественские и пасхальные службы в одном только храме Христа Спасителя собирают более 5 тысяч верующих. А очередь к мощам Николая Чудотворца, судя по всему, растянется на несколько километров.

Популярность и массовость митингов, религиозных мероприятий, движений за права меньшинств, за равенство мужчин и женщин и даже флешмобов в фейсбуке не зависит от бедности или богатства страны и граждан, от уровня образования, от серьёзности проблемы, от благих или ужасных целей, к которым призывают людей. Для того чтобы вывести людей на площади или вдохновить их на посты в соцсетях, необходим массовый энтузиазм. А такому энтузиазму подвержены не все. То есть все, но в разной степени.

Один из самых влиятельных исследователей массовых движений — американский философ Эрик Хоффер (1902–1983). Философом Хоффер был не всегда. Он самоучка, в молодости работал портовым грузчиком, сезонным батраком, старателем на золотых приисках, бродяжничал. Свободное время, как потом сам признавался Хоффер, он тратил на чтение книг и визиты в бордели. И только в тридцать с лишним лет начал писать статьи и романы, а потом и философские труды. И что-то мне подсказывает, что жизнь и людей Хоффер знал гораздо лучше, чем кабинетные учёные.

Мировую известность Хофферу принесла книга 1951 года «Человек убеждённый: Личность, власть и массовые движения» , в которой он рассматривает причины, побуждающие людей присоединяться к массовым движениям. Сейчас вы скажете: «Фу! Философская книга — это скукотища». И будете неправы: бывший портовый грузчик и завсегдатай борделей писал значительно увлекательнее классических философов.

Итак, какие люди, по мнению Хоффера, наиболее склонным присоединяться к массовым движениям?

Бедные

Но не все. Многие бедняки прозябают в трущобах, но не жалуются. Они настолько привыкли к своему положению, что считают существующий порядок вещей непреложным. Кроме того, бедняков на грани голодной смерти не терзают мысли о бренности бытия и никчёмности существования. Они отчаянно борются за пищу и кров и не подвержены соблазну массовых движений. У таких людей попросту времени нет ни на что другое, кроме как на тяжёлую работу.

А вот активнее всего откликаются на массовые движения люди, чья бедность относительно недавняя. Они помнят о лучших временах и ещё не свыклись с новым положением в обществе. При этом им хватает средств на удовлетворение необходимых для жизни потребностей — еды, воды, сна — и остаётся время на размышления о смысле жизни. А размышлениям способствует ещё и неплохое образование.

Не нашедшие своего места в жизни

Тут всё зависит от степени неудовлетворённости своей жизнью. Среди тех, кого в жизни что-то не устраивает, много людей, которые ещё надеются все изменить. Это молодёжь, образованные безработные, ветераны войны, новые эмигранты. С одной стороны, они восприимчивы к призывам массовых движений, потому что ими движет страх потратить зря лучшие годы жизни. С другой стороны, как последователи движения они ненадёжны, потому что не считают себя окончательно потерянными. Малейший успех, намёк на прогресс — и человек уже примиряется с миром и с самим собой. А вот люди, которые по каким-то причинам не могут делать в жизни того, к чему они стремятся всей душой, находят спасение в тесной коллективности массового движения.

Крайние эгоисты

Крайние эгоисты обычно бывают убедительными поборниками самоотверженности. Чем эгоистичнее человек, тем острее он переживает разочарование. Эгоисты, потерявшие веру в себя, становятся самыми страстными фанатиками. А эгоизм сам по себе — прекрасный инструмент: они перестают им пользоваться для своего неудачного «я» и отдаются служению какому-нибудь «священному делу».

Честолюбцы

Они всегда без ума от себя и уверены в своих неограниченных возможностях. А когда возможности кажутся неограниченными, люди начинают пренебрежительно относиться к тому, чем они обладают. Честолюбцы считают: «всё, что я делаю или сейчас способен сделать, ничтожно в сравнении с тем, что осталось сделать». Именно поэтому честолюбцы готовы жертвовать собой. Патриотизм, расовая солидарность и даже революционные лозунги встречают живой отклик среди людей, видящих перед собой перспективу неограниченных возможностей.

Меньшинства

Положение меньшинств, как бы оно ни было защищено законом и властью, всегда непрочно. У всякого меньшинства есть два пути: сохранить своё отличие от большинства либо попытаться слиться с большинством. Меньшинство, сохраняющее своё лицо, остаётся единым целым и защищает каждого отдельного члена, даёт ему ощущение принадлежности к чему-то серьёзному и важному.

А вот в меньшинствах, стремящихся к ассимиляции, личность в одиночку противостоит окружающим предрассудкам и дискриминации. Внутри такого меньшинства самые преуспевающие и самые неудачливые члены обычно больше недовольны, чем остальные. Эти люди и являются самыми восприимчивыми к массовым движениям.

Скучающие

Когда люди скучают, то это значит, что они надоели сами себе. Сознание бесплодности и бессмысленности своего существования — главный источник скуки. А когда человеку нечего терять, он не раздумывая присоединяется к массовым движениям. Независимый человек свободен от скуки только в том случае, если он увлечён творческой работой, каким-нибудь поглощающим его делом или же целиком занят борьбой за существование.

Грешники

Злое замечание, что патриотизм — это последнее прибежище для негодяя, имеет и менее отрицательное значение. Горячий патриотизм, как и религиозный, и революционный энтузиазм, часто служит прибежищем от угрызений совести. Хотя это и странно, но в массовое движение от неполноценной жизни бегут и оскорблённый, и оскорбитель, и пострадавший, и причинивший страдания. Угрызения совести и чувство обиды — разные чувства по существу, но гонят людей в одном и том же направлении.