Можно ли вылечиться от слепоты? Отвечает профессор офтальмологии и нейронаук
Мы легко распознаем среди незнакомцев близкого человека, читаем мелкий текст, считываем эмоции с лица окружающих и это кажется элементарным. Но что в это время происходит в глазах и мозге? Как устроено зрение в целом?
Гарвардский нейробиолог Ричард Маслэнд посвятил книгу «Как мы видим?» зрению — от сетчатки глаза до зрительных центров в височной коре мозга. Он рассказывает обо всех аспектах зрения, устройстве наших глаз, процессах восприятия и осмысления сигналов. Можно ли достичь идеального зрения после катаракты и как мы распознаем черты лица — читайте в отрывке из книги.
Дональд Хебб предположил, что зрение в значительной степени связано с обучением: сложное зрительное восприятие формируется на основе опыта, посредством ассоциаций, поскольку объекты видимого мира представляют собой совокупности отдельных признаков. Хебб считал, что это обучение происходит в раннем возрасте и что в дальнейшем мозг, как давали предполагать некоторые существовавшие на тот момент данные, не способен объединять такие признаки.
В основном он был прав: зрение действительно в большой степени зависит от визуального опыта. Но его вывод о том, что подобный опыт приобретается только в раннем возрасте, оказался справедлив лишь отчасти.
Источником данных служат исследования людей, которые были слепыми от рождения и начали видеть в более позднем возрасте. Во время посещения Индии профессор Паван Синха из Массачусетского технологического института обратил внимание на большое число детей с плотной врожденной катарактой — по его оценкам, в сельской местности их насчитывалось около трехсот тысяч. При этой патологии вместо прозрачного хрусталика в глазу формируется мутная фиброзная ткань, которая пропускает только свет, но практически лишает зрения.
Соединив замечательным образом филантропию и науку, Синха организовал программу помощи таким детям: из удаленных деревень их доставляли в современную глазную клинику в Нью-Дели, где хирурги заменяли дефектные хрусталики на прозрачные синтетические линзы (в развитых странах мира это стандартная операция, которая проводится многим пожилым людям со старческой катарактой).
Команда Синха проверяла зрение у маленьких пациентов перед операцией, сразу после нее, а также спустя несколько месяцев и несколько лет. У прооперированных детей не сразу появлялось четкое зрение.
Поначалу они видели мир как расплывчатое пятно. Но постепенно четкость и детализация их зрительного восприятия улучшались. Многие в конце концов были способны ходить без трости для слепых, ездить на велосипеде по многолюдной улице, узнавать родных и друзей, ходить в школу и заниматься другими видами деятельности, предполагающими способность видеть.
Однако зрение так никогда и не стало идеальным. Даже после многих месяцев тренировки острота зрения у них оставалась ниже нормы. Некоторые могли прочитать газетные заголовки, но не мелкий шрифт. Многие не могли справиться с определенными визуальными задачами, например, такими как разъединение двух наложенных друг на друга изображений, как показано на рисунке. Зрячие с рождения люди видят здесь треугольник, частично наложенный на квадрат.
Но большинство людей, которые обрели зрение в более позднем возрасте, воспринимают это как единый сложный объект. (Интересно, что эта проблема легко «излечивается», если одна фигура движется относительно другой. Этот и другие специальные методы тренировки зрения показали свою полезность для восстановления зрительной функции.)
Итак, зрение в значительной степени поддается восстановлению, но некоторые открытия напоминают нам, что пластичность зрительной системы не безгранична. Например, тот факт, что шесть участков распознавания лиц находятся у людей (и у обезьян) практически в одних и тех же местах, свидетельствует о том, что мозг имеет некоторую заданную на генетическом уровне схему внутренней организации. Это подтверждается и реорганизацией мозга у вышеописанных индийских детей. Сразу после удаления катаракты функциональная МРТ показывала дезорганизованную, охватывающую широкие области мозга реакцию на визуальный ввод, в том числе на лица. Но уже спустя короткое время реакция на лица концентрировалась в серии участков, располагающихся в тех же местах, что и у зрячих с рождения людей.
Другими словами, мозг выделил под функцию распознавания лиц не любые случайные зоны, а строго определенные места — что свидетельствует о присущей визуальным структурам как минимум некоторой степени предопределенности. Ливингстон назвала такие предопределенные локации «протоструктурами».
В конце г. Ливингстон с соавторами опубликовала результаты оригинального эксперимента по изучению пластичности сенсорных нейронов. Группа Ливингстон выращивала обезьян с рождения в среде, где они никогда не видели лиц — ни человеческих лиц, ни обезьяньих морд — вообще никаких. Сделать это было не так трудно, как кажется. Экспериментаторы с любовью заботились об обезьянах, но появлялись перед ними только в маске из темного тонированного стекла наподобие маски сварщика, которая закрывала их лица от лба до подбородка.
В остальном обезьяны росли в совершенно нормальном визуальном мире: в клетках было множество разнообразных предметов; они видели туловище, руки и ноги экспериментаторов, бутылочку, из которой их кормили. Они слышали обычные звуки, которые слышат обезьяны в обезьяньих колониях. Их единственной сенсорной депривацией было то, что они никогда не видели лиц. Животные развивались абсолютно нормально и после завершения эксперимента успешно социализировались со своими собратьями и интегрировались в обезьянье общество.
После того как экспериментаторы приучили обезьян неподвижно лежать внутри томографа, они протестировали их реакцию на различные визуальные стимулы. Как вы могли догадаться, при виде лиц у этих животных не активизировались типичные участки распознавания лиц в височной коре. Но примечательно то, что эти участки мозга реагировали на изображения рук. В нормальной социальной среде наиболее важными визуальными объектами для приматов являются лица.
Лица сигнализируют о гневе, страхе, враждебности, любви и других эмоциях, то есть несут важную для выживания информацию. По всей видимости, вторым по важности объектом окружающего мира являются руки их сородичей или в данном случае экспериментаторов, растивших и кормивших подопытных обезьян.
Но нейроны, которые переквалифицировались в распознавание рук, сохранили свою пластичность. Примерно через шесть месяцев после того, как обезьянам разрешили видеть лица экспериментаторов и других обезьян, нейроны на участках распознавания лиц постепенно приобрели избирательную чувствительность к лицам. Очевидно, лица несут так много важной информации, что природа сочла необходимым вернуть этим нейронам на обработку вычислительные мощности, временно «захваченные» руками.
Существование специальных участков распознавания лиц также объясняет такое необычное и давно известное расстройство восприятия, как лицевая слепота или прозопагнозия (от греч. prosop — лицо, и agnosia — неузнавание). При этом расстройстве человек обладает абсолютно нормальным зрением, но испытывает трудности с узнаванием лиц. Он распознает лица и отличает их друг от друга, но не может узнавать знакомые лица по памяти.
Есть разные степени прозопагнозии — от легкой формы до почти полной «лицевой слепоты», которая обычно требует медицинского вмешательства. На противоположном полюсе находятся люди с суперспособностью к запоминанию лиц. Сенатор Эдвард Кеннеди, по словам одного из его помощников, мог узнать по памяти 10 000 человек. Лично я подозреваю у себя легкую форму прозопагнозии. Я могу провести отличный вечер в приятной компании, а на следующий день, столкнувшись с кем-то из вчерашних собеседников, подумать: «Мне кажется, я где-то видел этого человека? Или нет?» Поэтому, если я когда-нибудь пройду мимо вас, не поздоровавшись, не вините меня в спесивости — это недоработка моего мозга.
Итак, подведем итог: зоны распознавания лиц расположены в определенных местах головного мозга; предположительно функционируют как единая система и развивают избирательную чувствительность к лицам посредством опыта. Как указывает Ливингстон, эта распределенная, зависимая от опыта система во многих отношениях ведет себя так, как если бы ее клетки были элементами своего рода обучаемой нейронной сети.