Михаил Таратута о русских и американцах
«Русские и американцы». Эта книга о том, какие мы и почему мы такие, какие есть. То, что я пишу об американцах — понятно. Этой страной я занимаюсь вот уже около 40 лет.
Мои советские времена пролетели на Иновещании, тогда я работал в отделе радиовещания на США. Когда же коммунизм задышал на ладан, я попал в Америку, где и провёл 12 лет в качестве собкора Первого канала. За это время я подготовил около тысячи сюжетов о людях и жизни этой страны. По возвращении я снимал фильмы, писал статьи и книги, связанные с Соединёнными Штатами. А вот почему я стал писать и о нас с вами, да ещё соединил русских и американцев в одной книге, это уже совсем другая история.
Моя работа в США пришлась на 90-е годы, когда симпатии к Горбачёву, к новой России были словно растворены в воздухе, когда Америка, можно сказать, светилась дружелюбием по отношению к нашей стране. И наши люди, помнится, отвечали американцам взаимностью. Но
даже тогда, в короткое десятилетие потепления, даже тогда между нашими странами всё равно оставалось что-то недосказанное.
Было желание сойтись ближе, были попытки разобраться друг в друге, но это так и осталось больше похожим на аванс, надеждой на будущее понимание. Самого понимания не случилось, что позднее переросло во взаимное раздражение, а ещё позже в открытую вражду.
Наши отношения с Америкой ходят по замкнутому кругу. Мы мало знаем друг о друге и оттого многого не понимаем. Мы многого не понимаем, потому что мало друг о друге знаем.
Вроде бы говорим об одном и том же, но часто, оказывается, имеем в виду совершенно разное. А всё не очень понятное, малоизвестное тревожит, вызывает опасения. Так, главной чертой наших отношений стало системное недоверие друг другу.
Но если вы не доверяете, то неизбежно видите злой умысел там, где его, возможно, и нет.
Как появилась книга
Собственно, из этих обстоятельств и родилась идея рассказать американцам о нас с вами. Я готовился вести на эту тему переговоры с Общественным телевидением в Америке. Это очень качественный канал, который в основном смотрит продвинутая публика. Там был шанс получить финансирование для фильма о русском национальном характере. Обращаться в наши госструктуры я не хотел, чтобы не связывать себя никакими пропагандистскими задачами. Когда идеи уже были оформлены в синопсис даже не фильма, а небольшого документального сериала, переведены на английский язык и готовы к отправке в Америку, случился Крым, за ним Донбасс, санкции, риторика на повышенных тонах... В общем, стало понятно, что то было не лучшее время для такого проекта.
По мере разработки идеи для американского телевидения, по мере того как я всё больше вгрызался в материал, для меня всё отчётливее обрисовывалась глубина нашего собственного незнания о самих себе. Вот мы живём, что-то происходит вокруг нас, мы реагируем на происходящее...
Но почему мы реагируем так, а не иначе? Почему что-то вызывает у нас восторг, а что-то — возмущение? Почему с чем-то мы готовы мириться, а против чего-то наша душа протестует?
Иными словами, речь идёт о понимании собственного национального характера, собственного культурного кода и обстоятельств, которые его формировали. Так появилось ощущение, что всё это может быть интересно не только американцам, но и нашим людям.
Будучи знаком с Америкой и американцами, я невольно сравнивал особенности национального характера двух стран. Когда-то очень давно Галина Волчек рассказывала мне в интервью о своей работе с американскими актёрами. Она была в восторге от своих заокеанских коллег, то и дело повторяя, до чего же похожи русские и американцы. В частности, она вспомнила эпизод, когда пробегавший мимо американец на ходу откусил от её бутерброда.
«Господи, — умилялась Галина Борисовна, — такое можно увидеть только у них и у нас».
Боюсь, что Галина Борисовна сильно заблуждалась. Я не знаю, из каких трущоб выбрался тот актёр, потому что в целом американцы довольно брезгливы и чистоплотны.
Для меня давно не секрет, что существующее в России представление о том, что наши народы очень похожи, имеет мало к тому оснований. Это — миф, родившийся из нашего незнания об этой стране и неизбывного к ней любопытства. К тому же любопытства романтизированного. Нет, мы совсем не разлучённые и тянущиеся друг к другу мальчик Тутти и девочка Суок (вспомним «Трёх толстяков» Олеши). Нас не связывают ни кровные узы, ни общая история, ни общие ценности. Скажу больше, мы и американцы — это два разных мира, две разные цивилизации. Тем заманчивее мне показалась идея поразмышлять о национальных характерах наших народов в параллельном ключе. Вот так и появилась на свет эта книга.
Хотя и небольшая по размеру, она далась мне потом и кровью. Мой личный опыт жизни в Америке, а тем более мои весьма и весьма скромные познания в области социологии, экономики, истории, антропологии, этнической и социальной психологии были явно недостаточны. Но, к счастью, в каждой из этих областей есть замечательные специалисты, в чьи работы мне пришлось основательно погрузиться.
Что не вошло в книгу
Работа над книгой заняла у меня полтора года. Конечно, она шла одновременно с какими-то другими делами, но всё же полтора года! Можете представить моё огорчение, когда издательство «Альпина Паблишер», принявшее рукопись к выпуску в свет, предложило мне сократить пятую часть книги. По коммерческим соображениям необходимо, мол, уложиться в такой-то объём, чтобы стоимость книги оставалась невысокой. В результате, помимо отдельных фрагментов, полностью вылетели три главы.
- В одной из них рассказывалось, как полтора века назад в отдельно взятом американском городе на протяжении 30 лет несколько сот человек строили коммунистическое общество. И практически построили, когда здание коммунизма развалилось. Развалилось, кстати говоря, по причинам очень схожим с теми, по которым схлопнулся коммунизм-социализм в Советском Союзе. И если бы эта коммуна не появилась на полвека раньше Октябрьского переворота 1917 года, можно было считать её карикатурой на то, что творилось у нас в советские годы — ежедневные партийные собрания с критикой и самокритикой, никакой личной собственности, всё общественное, всё коммунарское. И даже дети и женщины были в коммуне обобществлены. Пробовали там заниматься и евгеникой, высший совет определял, кто и с кем должен спариваться. И цель, конечно, была великая — выведение наиболее духовно продвинутого человека. Я решил написать об этом, во-первых, потому что эти искания в своём карикатурном виде продолжали ту идею, с которой начиналась Америка. — мечте о создании царства справедливости и высокой духовной миссии.
- Другая глава была посвящена прессе, которая играет огромную роль в американском обществе. Эта тема носит для меня и глубоко личный характер. Я приехал в Америку как корреспондент радио, но получилось так, что на тот момент у Гостелерадио не было корреспондента телевизионного. Словом, мне было сказано, чтобы я срочно менял профессию и был готов через две недели выслать свой первый телевизионный репортаж. Хотя радио и телевидение — области близкие, но всё же каждая из них весьма специфична. В общем, я стал учиться телевидению. Я смотрел телевизор и учился у моих американских коллег. Я имел возможность оценить не только мастерство и профессионализм заокеанских коллег, но также их принципиальность и честность, преданность своему делу. Я ценил их за то, что в этой среде не берут взятки, что журналисты не пишут и не говорят то, во что не верят сами. Ценил за их принципиальность в отношениях с властями, понимание того, что пресса является своего рода общественным контролёром власти, вытаскивая наружу все её непристойности, когда они совершаются. Ценил за то, что главными критериями профессионализма они считали достоверность и объективность. Мой опыт работы в Америке пришёлся на 90-е годы. Хотя уровень доверия прессе был в то время уже несколько ниже, чем в предыдущие два десятилетия, но всё же оставался относительно высоким. Сегодня только 2 из каждых 10 американцев верят тому, что пишут газеты и показывает телевизор. К моему величайшему сожалению, канал CNN — когда-то я брал интервью у его основателя Теда Тёрнера и в некоторой мере даже сотрудничал с этим каналом — превратился из самого продвинутого, самого оперативного источника новостей — в агитлисток Демократической партии. Точно также некогда самая престижная американская газета New York Times сегодня больше похожа на PR-агентство той же партии. В большей или меньшей степени эти превращения коснулись и большинства других основных СМИ в Америке. Что же произошло с прессой, куда делись её главные достоинства — объективность и достоверность? В этой несостоявшейся главе я как раз и пытался ответить на эти вопросы.
- И, наконец, третья недожившая до печати глава была посвящена нашей, российской прессе, почему она такая, какая есть. И тут я обращал внимание читателей на одно символическое обстоятельство. Американская пресса обязана своим появлением прессе британской, которая появилась за 100 лет до того в XVII веке. Это были частные сатирические издания, что предопределило их отношения с властями и постепенно переросло в понимание особой миссии прессы как контролёра власти. Между тем первая русская газета — она вышла в 1702 г. и называлась «Ведомости» — была детищем Петра, абсолютного монарха, и выпускалась за счёт казны. Он же, российский самодержец, а также его чиновники были и первыми российскими журналистами. Российская журналистика, можно сказать, вышла из колыбели государственной цензуры. Содержание газеты того времени в основном сводилось к сообщениям о Северной войне и культурной деятельности Петра, т. е. к пропаганде официальной политики. Так рождалось понимание задач и целей журналистики как формы обслуживания власти. На протяжении практически всей своей истории наша пресса находилась под жёстким государственным контролем. А редкие периоды либерализации не меняли сути. Это была глава о том, с чего начиналась наша пресса и с чем она подошла к нашим дням.
Иллюстрация: Shutterstock