Лев Толстой: судья и преступник

Писателю не найти сюжета лучше, чем подсказывает реальная жизнь. Пытаясь разобраться в сути человеческой природы, великий русский писатель Лев Толстой не раз оказывался в зале суда. Так, роман «Воскресение» был вдохновлен уголовным делом проститутки Розалии Онни, девушка стала прототипом Катюши Масловой. Пьеса «Власть тьмы» — преступлением крестьян Колосковых — они убили младенца, отцом которого был надругавшийся над падчерицей отчим. В этой статье расскажем, как уголовные дела находили отражение в романах и пьесах Толстого, а также о случае, когда сам писатель оказался под угрозой тюремного заключения.

Толстой бывал в суде не только в роли любопытствующего писателя, но и в качестве присяжного заседателя, мирового судьи и даже обвиняемого. Одно дело 150-летней давности едва не лишило Россию великого писателя: Толстой был так раздосадован, оскорблен, разозлен и разочарован судебной системой, которой служил много лет, что планировал продать имение и эмигрировать.

Как пишет Ева Меркачёва в книге «Чисто российское преступление», обвиняли писателя в смерти пастуха. 12 июля 1872 года в Тульскую больницу из Ясной Поляны доставили крестьянина Матвея Афанасьева, который в тот же день скончался. Причиной смерти стали переломы одиннадцати ребер и повреждения грудной клетки. Выяснилось, что покойный работал пастухом у Толстого и его забодал бык графа, который был не на привязи, несмотря на свою агрессивность. Толстого заподозрили в нарушении правил безопасности, приведшего к гибели человека.

Слова Толстого о том, что в день нападения быка он был в отъезде, расходились с показаниями его лакея и крестьянки, которые уверяли, что обращались в тот день к барину за лекарством. Установить присутствие или отсутствие Толстого в доме было критически важно для следствия, ведь в первом случае писатель стал бы обвиняемым, а во втором свидетелем.

«Я лично хозяйственными делами не занимаюсь, эта обязанность лежит на управляющем Орехове, который должен был, если сделалось известно, что бык опасен, или сам принять меры, или доложить об этом мне... Услышал я об обстоятельствах от бывшего у меня Александра Кузьминского, который ходил к нему на конюшню и велел отнести ему арники», — настаивал на своем Толстой в ходе нескольких допросов.

Кузьминский эти слова подтвердил, но, поскольку он был мужем сестры Софьи Андреевны, жены Толстого, его показаниям следователь не поверил. И даже после нескольких очных ставок, которые показали, что крестьяне путали барина и управляющего Орехова, а арнику лакей и крестьянка на самом деле просили у Кузьминского, молодой следователь подписал документы о привлечении Толстого к уголовной ответственности. Здесь писатель и задумался об эмиграции.

Толстого возмутило то, как обращался с ним следователь, обвинения в самом страшном преступлении, домашний арест и затянувшийся на полгода процесс. На тот момент он работал судебным присяжным и должен был присутствовать на выездной сессии, а неявка в суд тогда считалось серьезным нарушением, и Толстому выписали 225 рублей штрафа.

К счастью, ситуация разрешилась. Председатель суда извинился за волокиту, прокурор дал указание следователю отменить домашний арест, а судить стали управляющего Орехова. В конце концов и его признали невиновным. Оказалось, что пастух сам раздразнил буйное животное, когда бросил в него палку, и на рогах быка в момент преступления была надета колодка для безопасности окружающих.

Но Толстой был так потрясен ходом дела и настолько разочарован в судебной системе, что подал в отставку. Суд в те годы был для Льва Николаевича местом, куда он ходил чаще, чем в театр. В Тульской губернии в год рассматривалось 4000–6000 дел: судили в основном за кражи, поджоги, убийства, драки, пьянство и вырубку леса. Толстой успел поработать не только мировым судьей и присяжным, но и мировым посредником, который регулировал выяснение отношений между помещиками и освобожденными крестьянами в период отмены крепостного права.

В таких делах он почти всегда становился на сторону крестьян. В одном деле Толстой заключил, что помещица несправедливо эксплуатирует работников, предложил разделить между крестьянами угодья, на которых они заготавливают сено, и дал разрешение на временный отъезд девушке в услужении; другой же помещице рекомендовал выплатить крестьянину деньги за службу и перенесенные им побои. Помещикам это, конечно, не нравилось. Они писали жалобы о превышении Толстым полномочий, хотели побить его и даже поджечь имение.

Писатель разочаровался в судебной системе лишь после несправедливого обвинения. Толстого поразило, что виновным могут «назначить» абсолютно любого, а также то, что многие люди сидят в острогах в ожидании следствия, а затем сталкиваются с судебными проволочками, за которые никто не несет ответственности.

Сложив полномочия судьи он все равно не раз выступал общественным защитником тех, кто не мог позволить себе нанять юриста. Однажды Толстой заступился за крестьянина, который непочтительно высказался об иконе Божьей Матери, а потом раскаялся. Прошение в его защиту попало на стол к императору Николаю II, и в итоге министр внутренних дел распорядился остановить отправку крестьянина в ссылку.

Благодаря любви к народу и справедливости, Толстой оставил след не только в литературе, но и в истории развития судебной системы. О непростых отношениях писателя с этой системой Ева Меркачёва рассказывает в одной из глав сборника очерков «Чисто российское преступление». В книге писательница и правозащитница разбирает уголовные истории с момента появления российской судебной системы в начале XVIII века, включая особо редкие — такие как дела о колдовстве и чародействе.

Она тщательно работала с архивами и консультировалась с экспертами по древнерусскому языку, благодаря чему любителям тру-крайм стали доступны исторические документы, которые позволяют окунуться в атмосферу разных эпох и провести любопытные параллели с современностью. Среди прочих дел в главах рассматривается суд над Иосифом Бродским за тунеядство, теракт на Котляковском кладбище, «второй перевал Дятлова», расправа сына Раскиных над родителями, единственное в своем роде дело о незаконном аборте во время блокады и даже преступления банды монашек.