Хроники хозяек книжных магазинов: легко ли быть женщиной в книжном бизнесе
Количество женщин среди авторов бестселлеров в категории нон-фикшн увеличилось вдвое за последние три года. В книжной десятке Forbes Life, например, четыре женские фамилии. По статистике, в книжном бизнесе примерно 40% руководителей — женщины. Мы решили поговорить о том, легко ли стоять у руля независимого книжного в патриархальной стране, с представительницами российского книжного бизнеса. Поводом для разговора, который прошел в пространстве «КОДА» в центре «Рассвет», стала книга Нади Вассеф «Каирские хроники хозяйки книжного магазина», героиня которой пытается открыть независимый книжный магазин в столице Египта.
Публикуем самые интересные тезисы круглого стола с участием Любови Беляцкой (магазин «Все свободны», Санкт-Петербург), Анны Яковлевой (магазин «Перемен», Новосибирск) и Натальи Платоновой (магазин «Маршак», Москва). Также во встрече приняли участие Татьяна Соловьёва, главный редактор издательства «Альпина.Проза» и заместитель главного редактора журнала «Юность», и Екатерина Суверина, преподаватель Высшей школы экономики, редактор научного журнала The Garage Journal и модератор беседы.
Тяжелый бизнес
Екатерина Суверина: Всем, кто не прочитал Надю Вассеф, я рекомендую это сделать. Это увлекательная история, здорово и неформально рассказанная. Во время чтения я думала: «Это невозможно, это просто невозможно». У тебя половина населения за гранью бедности, а ты открываешь магазин и нужно придумать схему доставки англоязычных книг, которые никто не доставляет. Каким-то образом они с сестрой всё сделали и создали невероятное пространство, где поднимают вопросы равноправия и участия женщин в бизнесе. Конечно, сравнивать Каир нулевых с Россией 2020-х сложно с точки зрения экономической структуры. Но мне бы хотелось поднять вопросы, которые Надя Вассеф как женщина ставит перед собой в этой книге.
Сначала хочется понять, почему вы выбрали для себя тяжелую работу — книжный бизнес, где нужно еще и коробки с книжками таскать.
Наталья Платонова: Когда открываешь книжный магазин, последнее, о чем думаешь, что будешь таскать книжки и расставлять их на полках. Когда у нас с мужем родилась дочка, мы пошли в отдел детских книг. Мы оба фотографы, и для нас важно, как выглядит книга: спустя час с младенцем в магазине мы выбрали то, что не сильно резало глаза, но остались неудовлетворены. А на Non/fiction познакомились с независимыми издателями, увидели, какие классные книжки они делают, и поняли, что хотим создать место, куда можно прийти и ковыряться вот в таком классном, а не во всем подряд. Я, мой муж Сергей Карпов и иллюстратор Поля Плавинская, которую мы позвали в бизнес, собрали, на наш личный вкус, лучшие книги, которые издаются в России.
Как и Надя, мы были вдохновлены. Мы не знали, как делать бизнес, что это сложно. Конечно, мы ходили к разным издателям договариваться. У нас не было денег, и мы хотели начать работать по реализации.
До открытия магазина успели наработать социальный капитал, и, когда мы приходили к издателям, были люди, которые могли за нас поручиться. Но также мы встретились с негативным опытом издателей, которые остались с долгами от закрывшихся в 2017 году книжных и теперь работали только за деньги. Но мы были наивные ребята, которым очень хотелось сделать свой книжный. А физический труд нестрашен, это сопутствие тому, что ты хочешь делать классное место.
Татьяна Соловьёва: Если посмотреть ретроспективно, то на протяжении всего ХХ века книжный бизнес был небольшим и было совершенно нормальным напечатать тираж и продавать его пару лет, играя вдолгую. Всё резко изменилось, когда книжный бизнес начал встраиваться в медиаструктуры. Когда условный Мёрдок начал скупать издательства и ставить им задачу приносить прибыли, сопоставимые с прибылью от медиа. В этот момент полностью поменялась структура книжного рынка. Сегодня, чем крупнее компания, тем для нее менее принципиально, на чем зарабатывать основные деньги: на контурных картах или на каких-то приличных книгах.
Но есть люди, которые не хотят делать деньги на чем угодно. Да, продавать трубы прибыльнее, но не так интересно. И вот это история независимых книжных магазинов и издательств.
Почему здесь большой процент женщин? Потому что и женщин — покупателей книг гораздо больше. И у нас сильны социальные модели, когда мужчина должен зарабатывать много денег и содержать семью, что часто заставляет его выбирать другие области.
Любовь Беляцкая: Мне кажется, это совершенно не связано с тем, какого мы пола. Со стороны книготорговля не выглядит как какой-то страшный, опасный и сложнопостигаемый бизнес. Я думаю, что все, кто берется открывать книжные магазины и вообще заниматься книгами, погружены в книжный мир с самого детства. У меня мама — библиотекарь по высшему образованию и всегда работала по профессии. Поэтому для меня жизнь и работа среди книг были делом привычным.
Анна Яковлева: Конечно, книжный мир — он преимущественно женский. Но дело не только в том, что мало денег или нужно играть вдолгую. Перед тем, как прийти в торговлю, я пять лет училась на филфаке с 30 девочками. Куда идти дальше? В государственные институции уже тогда путь был закрыт из-за нежизнеспособности сферы, независимый книжный был единственным выходом. Ты идешь сюда, потому что это две вещи, которые тебе нравятся: делать то, что ты хочешь, и продавать-покупать книги.
О мягкости и агрессии
Екатерина Суверина: У Нади есть интересный сюжет. Во время беременности к ней подбежал подросток, нахамил и получил фееричный ответ. В магазине на нее все смотрели с недоумением — выражаться таким образом женщине, да еще беременной, не положено. Сама Вассеф пишет, что она «сука» в бизнесе.
А вы проявляете агрессию, бываете в гневе?
Татьяна Соловьёва: Я очень рано пришла в книжный бизнес. Тебе 18 лет, а у тебя учеба, у тебя работа, у тебя много всего. Конечно, и срывы, и слезы неизбежны. Но потом ты говоришь себе, что порыдать можно дома, а здесь мы работаем.
Как руководитель я стараюсь быть в русле конструктива. Чаще всего раздражает, когда человек не выполняет обещанную работу. Я стараюсь подавить вспыльчивость и подумать, что можно сделать прямо сейчас. Не знаю, насколько это женское поведение, но в бизнесе, по крайней мере, работает.
Наталья Платонова: Я бываю недовольна людьми, которые со мной работают, но пытаюсь им это рассказать мягко. Мы платим такую низкую зарплату, что я просто не считаю себя вправе сильно ругаться. И да, я испытываю стыд за то, что не могу платить человеку достойную зарплату. Но в бизнесе я меняюсь, становлюсь сильнее, увереннее. Меня раздражает, например, когда у человека есть претензия, но я узнаю о ней от третьего лица. Предпочитаю, когда со мной разговаривают прямо.
Анна Яковлева: У меня сложилось впечатление, что автор книги, Надя, всё делает будто вопреки: через гнев и сопротивление. В этом смысле я не очень с ней срослась. Это бессмысленная история — на кого-то кричать и агрессией чего-то добиваться. Гораздо проще разойтись в разные стороны.
Любовь Беляцкая: По поводу того, что она всё время напрягается. В книге описаны несколько совершенно ужасных сцен. Например, как к ним приходит предлагать партнерство по всей стране некий мужчина, не пожимает ей протянутую руку и в целом общается довольно унизительно. Это очень показательно. Я очень часто сталкивалась с таким, что люди не воспринимают меня как управленца.
У меня были конфликты с партнерами и контрагентами. Они считали, что я всё делаю неправильно, просто потому, что я глупее, ведь я женщина. Приходил мой партнер-мужчина, говорил то же самое теми же словами — и получалось договориться. Это происходило постоянно.
Дискриминация по половому признаку
Екатерина Суверина: Вассеф часто описывает дискриминацию. Она открыла магазин, вложила свои средства, руководит им. Но вынуждена строить из себя красивую девочку, быть объективированной для того, чтобы продолжать бизнес. Мы прекрасно понимаем, что российская культура отличается от мусульманской, и все же она на 100% патриархальная.
Вы сталкивались с дискриминацией на работе?
Татьяна Соловьёва: Есть области в книжном бизнесе, где женщине практически невозможно чего-то добиться. Например, в российской фантастике. Об этом говорили очень многие писательницы, которые начинали как писатели-фантасты. Можно вспомнить Веру Богданову, которая сейчас издается в «Редакции Елены Шубиной», а до этого у нее вышло несколько книг в редакции фантастики другого издательства. И она прекрасно понимала, что никогда не добьется там ничего серьезного просто потому, что она женщина и пишет под женским именем. Огромное количество женщин пишут фантастику, но часто берут мужские псевдонимы именно по этой причине.
Что касается собственного опыта дискриминации: до тех пор, пока ты как-то о себе не заявишь, ты очень долго будешь «девочкой из PR».
Наталья Платонова: Когда мы открыли свой собственный магазин, приходилось напоминать всем, что основателей трое. В СМИ очень долгое время как основатель упоминался мой муж. До сих пор, если хотят какого-то партнерства, пишут Сереже, хотя он уже несколько лет лишь точечно связан с магазином. Справедливости ради, Сережа чувствовал себя в этих ситуациях неловко, и мы всегда исправляли публикации.
Любовь Беляцкая: Мне кажется, очень важно проговаривать прямо «на берегу», чтобы обязательно подписываться «сооснователи». Тогда людям будет понятно, что вы полноправные партнеры.
Мои подруги-фемактивистки советуют, если так происходит, говорить: «Нет, это была моя идея. Нет, это я создательница». И это не про желание выделиться, а про справедливость. Не надо никогда стесняться уточнять такие моменты. Это действительно важно и для общества в целом — не давать другим обесценивать свой труд.
Мы все феминисты
Екатерина Суверина: Мне кажется, Вассеф в тексте никак не артикулировала свою идеологическую позицию, но активно про нее говорила. На сегодняшний день образ женщины, которая зарабатывает деньги, обеспечивает себя, но при этом не считает себя феминисткой, — это ок. А если она считает себя феминисткой, то это уже опасно.
Считаете ли вы себя феминистками?
Наталья Платонова: Думаю, что да. Иногда вспоминаю события из школьного детства и понимаю, что всегда старалась добиться равноправия и выбраться из гендерных стереотипов. Однажды был конфликт с учительницей: меня всегда бесило, что мальчики уходят домой, а девочки остаются убирать, таскать эти ведра. И в какой-то момент меня забомбило: «А почему мальчики домой уходят? Они не могут убирать? Они могут воды принести, полы помыть». И мальчики мне аплодировали в этот момент.
Я не активистка, я «бытовая феминистка», если можно так назвать. Мне кажется, что подобные дискуссии возникают из-за стереотипа о самом значении слова «феминистка». Люди думают, что феминистка ненавидит мужчин и сейчас начнет драться за свои права.
Татьяна Соловьёва: С одной стороны, я не думаю постоянно о том, что я — феминистка, что надо каждую секунду бороться за свои права. Но в то же время я отдаю себе отчет, что во всех ситуациях, когда я должна оправдываться за то, что «извините, я немножко женщина», во мне включается феминистка. Хочется сказать: «Я к вам не борщ пришла варить. Давайте мы будем говорить как специалист со специалистом». Поэтому да, в смысле равноправия, конечно, я феминистка.
Любовь Беляцкая: Я с сожалением обнаружила недавно, что когда говорят «феминистка», большинство людей думают, что это означает «радикальная политическая активистка», которая немедленно заставит всех не брить подмышки и бегать с голой грудью против чего-нибудь.
На самом деле любая женщина, которая хочет и может получать образование, которая может иметь право на имущество, право одеваться, как хочет, и делать, что хочет, она — феминистка, потому что она — за равноправие. И любой мужчина, который хочет, чтобы у женщины были такие права, тоже называется феминистом. Для меня это очевидно.
Анна Яковлева: Я сейчас понимаю, что мне повезло со временем рождения, с семьей, образованием и культурой, потому что для меня этот вопрос звучит примерно так: «Считаете ли вы, что убивать людей ненормально?» Его не надо задавать, он не подразумевает никакой дискуссии. Мы тут с вами все вообще прекрасные феминисты, включая даже руководство этой прекрасной страны. Игра смыслов. Конечно, да. Как еще?