Вечная жизнь в компьютере: история ученого с неизлечимой болезнью, который решил стать киборгом
В 2017 году ученому-робототехнику Питеру Скотту-Моргану диагностировали боковой амиотрофический склероз — неизлечимую болезнь, которая в свое время разрушила нервные клетки Стивена Хокинга. Чтобы продлить свою жизнь, Питер начал заменять пострадавшие части организма электроникой и уговаривал врачей проводить рискованные операции. А чтобы жить вечно, он переместил свой аватар в компьютер — так появился Питер 2.0.
Старания Питера Скотта-Моргана не только позволили продлить его жизнь, но и дали шанс другим людям с инвалидностью. Свою удивительную историю о значимых событиях, диагнозе, его принятии и экспериментах над собственным организмом ученый рассказал в книге «В шаге от вечности». Делимся отрывком главы «Дарт и я» о том, как ученый записывал свой голос и мимику для создания Питера 2.0.
— Доктор Айлетт!
— Доктор Скотт-Морган!
До этого мы только переписывались по электронной почте, но такое приветствие в начале видеозвонка по Skype было не лучше и не хуже любого другого.
— Рад, что могу поговорить о синтезе речи именно с вами...
Эта фраза звучала чуточку слишком экзальтированно, но при этом полностью соответствовала истине. Я изучил работу всех компаний, работавших над технологиями воспроизведения голоса, то есть обучавших компьютер имитировать речь конкретного человека и воспроизводить ее. Мне нужен был компьютер, который говорит как я. Похоже, лучше всего для этого подходила компания из Эдинбурга под названием CereProc (сокращение от cerebral — умственный и processing — обработка). Уже одно это позволяло составить представление о ходе мысли ее создателей. Мне удалось договориться о звонке с главным директором по науке (название должности вполне подошло бы кому-нибудь из команды корабля «Энтерпрайз», и я счел это хорошим знаком).
Мое намерение изменить мир предполагало поиск актуальных исследований и новых технологий по всему миру. Некоторые, относительно доступные, разрабатывались в США, некоторые, более недоступные лично мне, — в Японии, некоторые (кстати) — в Европе и даже (очень кстати) в Великобритании. Но для начала мне в любом случае нужна была визитка.
И я записал короткое видео, в котором рассказывал, чего хочу добиться и как пытаюсь собрать свой Союз повстанцев, вместе с которым смогу переломить статус-кво. Так я впервые оказался на просторах социальных сетей.
К тому же в моем распоряжении все еще оставалась съемочная группа Channel 4, чем я совершенно беззастенчиво и пользовался. Прямо сейчас несколько человек из нее находились в Шотландии и снимали моего собеседника.
— Расскажите о вашем исследовании подробнее, Мэттью!
Он пустился с энтузиазмом описывать ультрасовременные разработки, которыми сейчас занималась компания. Подсознательно я решил, что Мэттью примерно на десять лет старше меня, потом вспомнил, сколько мне лет на самом деле, и скорректировал оценку: он, вероятно, был лет на десять—двадцать моложе. Но эта энергия и отсутствие почтения покорили меня; через час я уже обожал его. Возможно, некоторую — незначительную — роль сыграло и то, что он согласился синтезировать для меня самый лучший голос.
Через несколько недель наша с Франсисом машина уже взбиралась по крутому склону к звукозаписывающей студии на краю окруженной полями загородной усадьбы. Съемочная группа уже ждала на позиции. Несколько обязательных дублей (мы записывали, как специальный лифт спускает меня из переоборудованной машины) — и мы уже внутри, знакомимся со звукорежиссером Оуэном. Он оказался отличным профессионалом и очень заботливым человеком.
Первая сессия длилась пять часов, и мы записали очень много материала. В перечне фраз, подготовленном CereProc для меня, использовались все возможные сочетания звуков, которые могли пригодиться в будущем.
Такие же наборы готовили для коммерческих систем, например навигаторов. Помимо этого, у меня была своя подборка — реплики, которые я мог использовать целиком. Именно из-за них процесс и длился так долго.
— Если я правильно помню, наиболее полно это описывает просторечный термин... — далее следовал перечень подходящих окончаний фразы: от «провала» и «бардака» к «полной фигне» и «эпичной хрени», по мере ухудшения ситуации.
— Простите, у меня на записи посторонний звук. Не могли бы вы повторить еще раз? — попросил кто-то за кадром.
— У меня звук чистый, — возразил Оуэн. — Это все из-за меня, — я узнал голос Мэтта, режиссера и продюсера фильма. Он звучал очень виновато. — Я рассмеялся.
Студия Pinewood, расположенная на окраине Лондона, известна как место съемок «Звездных войн» и фильмов о Джеймсе Бонде. Именно там Channel 4 снимала, как мы с Франсисом едем по Голдфингер-авеню. И именно там мое лицо должны были законсервировать и превратить потом в аватар высокого разрешения.
Аманда, директор Optimize3D, одной из бесчисленного множества тамошних компаний, приложила немало усилий, чтобы привлечь к сотрудничеству множество узкоспециализированных фирм.
Объединив усилия и технические достижения, каждая в своей области, они могли создать для меня такой же аватар, какой создали для принцессы Леи после смерти Кэрри Фишер. Я умирать не собирался, чего нельзя было сказать о моих лицевых мышцах.
На студии есть огромный павильон, оборудованный для использования технологии захвата движения. В нем высокие потолки и хорошее освещение, но нет абсолютно ничего другого. И не нужно — все, что вы увидите потом в кадре, добавят на компьютере позже, даже если актеры превратятся в животных, инопланетян или инопланетных животных. Здесь записывают только то, как человек двигается. В моем случае потребовалась только направленная прямо в лицо камера. Она фиксировала движение точек — их было больше тридцати. Получились высокотехнологичные веснушки.
На то, чтобы нарисовать их на моем лице, ушло около часа. Занимался этим довольно крупный парень, один из лучших в мире специалистов (как сообщал надежный источник) по раскрашиванию лиц знаменитостей. Наверняка за этот шаманский ритуал ему платили невообразимые суммы. Выглядел процесс следующим образом: вооружившись маленьким тюбиком туши Max Factor (по его мнению, она подходила для этих целей лучше всего), он сверялся с детальной схемой на компьютере, включавшей все требуемые элементы, обмакивал кисточку в тушь, медленно подносил руку к моему лицу и с величайшей аккуратностью ставил точку. И так — больше тридцати раз.
Потом мне пришлось гримасничать, воспроизводя все выражения лица, известные человечеству, повторять бесчисленные фразы, выведенные на экран, и выполнять все приказания бестелесного голоса за кадром, принадлежавшего режиссеру. Когда все закончилось, мою боевую раскраску смыли, а меня перевели в кабину для фото в другом павильоне.
Снимок для паспорта — привычное дело, но меня ждал его апогей. Внутри кабины я оказался в шаре из направленных в одну точку камер — всего их было более пятидесяти, — делающих фотографии высокого разрешения. Специалист по мимике пробирался внутрь, инструктировал меня, как сделать то или иное выражение лица, и снова выходил. Потом все прожекторы гасли, начинался обратный отсчет, а потом включалась ярчайшая вспышка, после которой я на несколько секунд слеп. После процесс повторялся. И опять. И снова. И так тридцать с чем-то раз.
Конечно, спокойствие, наполнившее меня с осознанием того, что я наконец сохранил свою мимику — свою личность, — должно было бы стать главным воспоминанием о том дне в студии. Но оно прочно обосновалось на втором месте.
Первое оказалось занято секундой, когда я, сам того не ожидая, смог взять в руки блестящий черный шлем Дарта Вейдера, хранившийся в кабинете одного из режиссеров. Тот самый, настоящий шлем: Дэвид Проуз надевал его на съемках пятого эпизода, «Империя наносит ответный удар». Это было невероятно.
Рекомендуем книгу