Наполеон в Палестине: Бонапарт собирает нужных людей

Наполеона считают великим не только за полководческий гений, но и за невероятное умение окружать себя талантливыми, честными и верными людьми. Среди них был и Доминик Жан Ларрей, проницательный военный хирург, который создал первые кареты скорой помощи и лично зашивал раненых, привезенных на них. «Наполеон в Палестине» — это головокружительная история, в которой соединилась война и медицина, чума и вакцинация, политические убийства и спасение безнадежных, а также амбиции будущего диктатора и скромность бедного дворянина.

Этот текст мы публикуем по мотивам лекции Михаила Шифрина, которую он прочитал 2 июля 2023 года в книжном магазине «Бабель» в Хайфе. Перед вами первая часть большой статьи, а по ссылкам вы можете прочитать вторую, третью и четвертую. 

Посвящается Михаилу Яновичу

Поговорим о том, как Бонапарт задумал нашествие на Палестину, захватил Хайфу, пытался штурмовать Акко; зачем французские гусары рубились тут с египетскими мамлюками; как коммодор Смит вызывал Бонапарта на дуэль в Хайфе на пляже, где теперь станция Мерказ а-Шмона, и что все эти люди там забыли.

Все началось в 1796 году на Аркольском мосту. 31-летний генерал Бонапарт возглавлял тогда армию, которую Французская республика направила в Италию воевать с австрийцами. Французы осаждали Мантую, австрийцы шли ей на выручку. Бонапарту нужно было под обстрелом занять позицию по другую сторону моста. Солдаты трусили. Наполеон выхватил знамя и кинулся вперед, увлекая своих в безуспешную атаку. Сам он тогда остался жив только потому, что свои же сшибли его с ног и утащили в тыл.

После трехдневного сражения австрийцы наконец отступили. Вечером 17 ноября Бонапарт задумался: «Три тысячи убитых, сам чуть не пропал. А зачем? Ради жуликов, которые сидят в Директории? (Это правительство Франции.) С таким талантом, с такими солдатами надо повелевать великим государством, а не рисковать собой для обогащения коррупционеров». Всю ночь генерал Бонапарт размышлял, каким же государством ему руководить.

Не так уж далеко находилось «failed state» — Османская империя. В нее входила и Палестина. Там в Галилее росли лучшие в мире, самые тонковолокнистые сорта хлопка. Плюс трудолюбивое население и прекрасный порт Акко, откуда хлопок вывозили во Францию, где из него шили платья маркизе Помпадур. Но самое интересное, что бедуин по имени Дар эль-Омар просто явился в Галилею, захватил ее и передал султану: «Теперь эта область моя, я тамошний паша, а тебе буду платить налоги». Да еще и налогов не платил. «Шикарное государство, — подумал Бонапарт, — я тоже могу туда вот так явиться. Да что Палестина? Захвачу Египет. Богатая страна. А раз наши главные враги англичане, пророем Суэцкий канал и будем торговать с Индией, минуя британский флот в Атлантике. Из Марселя корабли пойдут прямо в Красное море, а там Индия рядом».

Бонапарт увлекся и до утра не давал спать своему секретарю Бурьену. Все расписывал, как на Востоке здорово. Не то что в Европе, где надо следить за легитимностью, законами, рейтингами. В восточных странах правитель — это бог. Очень легко править!

Но главный герой нашей истории не Наполеон, а бедный рыцарь из рода, известного с XIII века, — Доминик Ларрей, главный хирург наполеоновской армии, которая пришла в Палестину. Родился он в Гаскони, в деревне Бодеан. Старший брат, которому достался родовой замок, состоял в цехе сапожников, а младшему Доминику не перепало ничего, и он в 15 лет он отправился в Тулузу к своему дяде изучать хирургию. Тогда хирургия уже была приравнена к терапии по статусу. Хирургов перестали считать цирюльниками. Но все-таки терапевт был еще главнее, и за медицинскую службу в армии отвечал терапевт, а хирург вечно был вторым.

Вообще французский сюжет — это как человек из ниоткуда приезжает завоевывать Париж. «Кот в сапогах», «Три мушкетера», «Человеческая комедия», биографии выдающихся французов всегда про это.

Вот Ларрей: рыцарь, лишенный наследства, чуть более чем цирюльник, пришел в Париж из Тулузы пешком, потому что у него не было денег на дилижанс.

Что должен сделать нищий молодой гасконец в Париже? Влюбиться в дочку министра. И в дочь какого министра? Конечно, министра финансов. Познакомились в мастерской живописца Давида. Художники преподавали анатомию, благородные девушки учились рисовать, а врачи поставляли анатомические препараты и этюды. Министр финансов спросил Ларрея: «Давно ты занимаешься медициной? Сколько лет ты врач с дипломом?» — «Девять». — «И ты зарабатываешь уроками анатомии в мастерской художника? А почему?» — «У нас, у врачей, зарплата маленькая в государственном учреждении, в Доме инвалидов». — «И ты сватаешься к моей дочке, серьезно? Мужчина с какой суммы начинается? Со 100 тысяч франков в год, поскольку это годовая рента 5 тысяч. Минимум, чтобы твоя женщина чувствовала себя уверенно, одевалась по моде, занималась живописью, вела достойную светскую жизнь. А ты во что хочешь ее втравить? У тебя никогда не будет 100 тысяч, я вижу тебя насквозь!» А Ларрей в конце концов все же заработал 100 тысяч.

Сначала он рассчитывал вырасти до ассистента и получить 100 тысяч за несколько лет. В больнице Дома инвалидов как раз освободилось место старшего ассистента. Но это место незаслуженно получил племянник директора.

Как дворянин приходил в революцию? Да его бесила несправедливость: никуда не пробиться, всё по блату. Едва парижане стали вооружаться, чтобы взять Бастилию, Ларрей на все деньги, полученные за уроки, купил оружие для пятерых. И возглавил отряд в 1300 человек. Пока другие делали карьеру в медицине и занимали проплаченные места, Ларрей стоял в пикетах Национальной гвардии.

Надо сказать, что Элизабет, министерская дочка, тоже его полюбила. Когда стало понятно, что деньги заработать можно только в армии, она передала Доминику платочек, смоченный своими слезами, и записку: «За кого бы меня папа ни сватал, не пойду — буду ждать тебя!» И обещание сдержала.

Как работали военные врачи? Обычно сражение кончалось с наступлением темноты. Раненые так и лежали на поле боя до света. Хорошо, если по ним не скакала кавалерия. В обе стороны. И если ночь не холодная. В принципе, за ночь раненые истекали кровью. Врачи появлялись на поле боя только утром, когда сражение кончалось или шло уже в другом месте.

Они рисковать не желали и, если что, говорили: «Мы вообще гражданские, а в этой армии мы нанятые специалисты». Естественно, так не мог относиться к делу Ларрей, который записался в Рейнскую армию (ту самую, чьей боевой песней была «Марсельеза»), в первый батальон. Это были добровольцы, бравшие Бастилию. Половину из них Ларрей знал лично. И потому носился на коне по полю боя, перевязывая знакомых и незнакомых прямо на месте. Но уж очень много времени терялось: пока он метнется на правый фланг, на левом тоже кого-то ранят. Вот бы сделать так, чтобы раненых доставляли к хирургу, который совсем недалеко от передовой, от места, где непосредственно идет рукопашная.

Пока пулеметов не существовало, вероятность погибнуть от пули была невелика. Даже если идешь в колонне, по которой стреляет шеренга врагов, вероятность попадания 8%, и только 1%, что наповал. То есть, как правило, ранили. И уже Ларрей отлично знал по опыту парижских восстаний, что если огнестрельную рану быстро обработать и зашить, она заживает как операционная — за неделю. Вот это, он говорил, величайшее открытие хирургии XVIII века. Вопрос только, как раненому быстро попасть на операционный стол.

Когда штурмовали немецкую крепость Шпайер 29 сентября 1792 года, Ларрей высматривал в лорнет, где кто ранен. Заметил, как шустро перемещается по полю боя конная артиллерия, и подумал: «А что, если так же по полю боя будут носиться санитары? Вместо пушки поставить на лафет ящик с носилками — санитарная повозка? А пункты, где обрабатывают раны, зашивают, даже делают профилактические ампутации, будут где-нибудь в 200 метрах?» Получается, что раненый практически за 7 минут доставляется на стол. И Ларрей принялся проектировать такую повозку.

Уже 2 декабря на поле впервые выехал такой ящик с окошками. Это рисовал сам Ларрей, все-таки недаром он долго у художника зависал, — хорошо рисовал. Вот, лежат внутри солдаты на носилках. Ширина 112 см, практически полутораспальная кровать, двое раненых в этом ящике. Специальные ролики, чтобы носилки закатывать. Еще у носилок есть ножки, чтобы можно было поставить носилки на землю и перевязывать. Но не в грязи.

Очень сложным было положение отряда, в котором оказался Ларрей. 300 человек останавливали прусскую армию, которая ломилась через проход в горах Таунус, — как 300 спартанцев в Фермопилах. Ларрей написал в мемуарах: «Я впервые наблюдал рукопашную со спокойным сердцем, поскольку знал, что быстро перевяжу всех раненых». Восемь человек обработал, перевязал, все выздоровели. Солдаты очень приободрились: «Лучший хирург армии нас быстро перевяжет, если что — подрежет. Да мы теперь бессмертные, мы можем все!» Это, конечно, сразу изменило картину боя.

Фактически то была первая в мире карета скорой помощи. Ларрей назвал свою станцию скорой помощи «амбуланс». Так скорая в Израиле и называется.

Получил заслуженное поощрение. А тут настал 1794 год, во Франции вовсю работала гильотина, машинка для отрезания голов. Министры стали довольно-таки пугливыми существами, поскольку первыми на гильотину пошли они. И министр финансов отдал свою дочку за нищего хирурга, потому что этот молодой человек нужен государству и ему голову не отрежут. «А все-таки ты голодранец, не видать тебе 100 тысяч, но черт с тобой, забирай! Сейчас новые порядки». Не в церкви они венчались, а у алтаря Верховного существа. Во Франции был такой культ. Как на долларах написано «In God We Trust» («Мы верим в Бога»), так у Французской революционной республики был лозунг: «Верховное существо и народ-суверен!»

Вы, наверное, слышали гимн Европейского союза:

«Freude, schöner Götterfunken,

Tochter aus Elisium,

Wir betreten feuertrunken

Himmlische, dein Heiligthum».

«Мы возжигаем огонь, о небесная, в твоей святыне». Только у Шиллера было не «Freude», а «Freiheit» — «свобода». Цензура европейская заменила «свободу» на «радость», и до сих пор гимн ЕС — «Ода к радости». А когда Ларрей женился на своей избраннице, алтарь был как в оригинале Шиллера. Солому поджигали, загорался Огонь Свободы, у этого огня их и обвенчали. В свадебное путешествие поехали в Тулузу, к тому самому дяде, у которого Доминик учился хирургии.

По дороге узнали, что в это время в Тулоне появился новый интересный военачальник. Будущий генерал-аншеф, «главный генерал» Египетской экспедиции Наполеон Бонапарт. Стройный, сообразительный, остроглазый, очень подвижный и очень к себе располагающий.

Прирожденный психолог, он умел нравится людям. Говорил: «Если человек мне нужен, я готов поцеловать его в задницу». Бывал поцелован и наш с вами герой. Например, когда одержали победу при горе Фавор (в Израиле называется Табор; на самом деле битва была на окраине современного города Афула), жена генерала Вердье устроила пир. Он состоялся в Назарете. А госпиталь у Ларрея находился в Кане Галилейской. И вот когда все после битвы ощущали сильнейший голод, Бонапарт спросил: «А где Ларрей?» Ему сказали: «С ранеными в Кане». — «Я не сяду ужинать, пока не приедет славный наш врач Ларрей». Конечно, Ларрею об этом рассказали, и он растаял.

Наполеон очень здорово играл на тщеславии. По пути из Египта в Палестину арабы-проводники водили его армию кругами. Не 40 лет, но что-то за целый день в пустыне прошли всего 4 километра. Армия умирает с голоду, еще и воды нет. А Наполеон идет впереди, улыбается и говорит солдатам: «Когда-то здесь шли римские легионы. И вот они так оголодали, что им пришлось есть свои кожаные мешки». «Конечно, — сказали ему солдаты, — чтобы не тащить мешок, можно его и съесть».

Посмеялись, пошли дальше. Приятно солдатам: древних римлян превзошли. За такие авансы Бонапарт получал от людей исполнительность и энтузиазм. Энтузиаста почему надо нанимать? Да потому, что делает гораздо больше, чем то, за что ему платят. Вот и Ларрей при большом энтузиазме видел свою красивую и любящую жену один месяц в году. И так 20 лет подряд.

Бонапарт еще и очень уважал науку. Учился в классе профессора Монжа. Кто сдавал начертательную геометрию, помнит эту фамилию. Все чертежи в трех проекциях — спереди, сверху, сбоку — мы исполняем, потому что так придумал Монж. Начертательная геометрия с доказательством знаменитой теоремы Монжа вышла в 1797 году, как раз когда Бонапарт заключил Кампоформийский договор, согласно которому австрийцы убирались из Италии и признавали, что Французская республика — это республика, они больше с ней не воюют и не пытаются восстановить королевский трон. Именно Монж и командир наполеоновского штаба Бертье привезли в Париж оригинал этого договора. Монж очень гордился, что у него такой ученик.

И этот профессор вместе с полковником Каффарелли (главным инженером Египетской армии Наполеона), а также Бертолле навербовал для Египетской экспедиции толпу ученых. Наполеон сознавал, что дело генералов — война, а кто будет грамотно управлять завоеванной страной? Кто станет развивать ее экономику? Этим должны заниматься ученые. А лучшие французские ученые, как и французские дворяне вроде Ларрея, тоже настрадались от несправедливости. От того, что научный руководитель не дает пробиться, что все везде проплачено, что всюду свои. И тут Бонапарт организовал им такое поле деятельности.

Более того, он еще все время с ними беседовал. Он вечера с ними проводил. Чтобы не отупеть среди солдафонов, надо проводить хотя бы вечер среди умных людей. Бонапарт отдал ученым свой экипаж, сам верхом ездил.

Вот Монж в повозке слева спиной к нам. Рядом с ним Бертолле. Не просто человек, без которого не зажигаются спички (для этого нужна бертолетова соль). Бертолле установил состав аммиака. Понял, что благодаря ему живут растения. Мы все обязаны этому человеку жизнью: то, что мы едим, выращено на аммиачных удобрениях. Кто еще едет в экипаже на картинке? Мумия, саркофаг. Потому что Монж вел раскопки. Половина этих ученых историки, половина — арабисты. И подготовленным людям везет: когда они укрепляли форт Розетта, чтобы там не высадились англичане, выкопали Розеттский камень. Эта находка перевернула все: один и тот же текст по-гречески и на древнеегипетском языке. Так стало можно расшифровать иероглифы. В конце концов, рождение египтологии — заслуга Бонапарта.

Монж был в Хайфе и в Акко, где болел чумой. И его каждый вечер навещал Бонапарт, чтобы почитать вслух Вольтера. Когда у тебя чума, очень больно шевелиться. Лежишь смирно, тебе скучно и тоскливо. Дважды профессор оказывался тогда при смерти. И генерал Бонапарт после боя целыми часами читал Монжу вслух, потому что Монж был ему нужен.